– Ты только не впутывай сюда доску. Больше я ничего не говорила. Я просто пытаюсь быть воспитанной. Не я тут все споры начинаю.
– Включай свою проклятую дрянь и заткнись. Я собираюсь принять душ.
– Вот видишь? Ты слишком возбуждаешься из-за пустяков. Не вымещай на мне все свои чувства вины.
– Какие еще чувства вины? Что я сделал?
– Ты знаешь, в чем тут загвоздка, Гас. Ты знаешь, что вышвырнул на помойку всю свою жизнь. Все предприятие псу под хвост. Возможность охватить всю страну. Пот и кровь твоего отца достались тебе на блюдечке с голубой каемкой.
– Ф-фу.
– Цветущий концерн разваливается.
– Слушай, у меня и так голова раскалывается от того, что я сегодня пытался спасти этот бизнес. Потому я и не поехал на скачки.
Проборовшись с отцом почти тридцать пять лет, мистер Леви решил, что остаток жизни он проведет необеспокоенным. Но каждый день, проведенный в «Приюте Леви», его беспокоила его же собственная супруга – исключительно тем, что не переваривала его нежелание беспокоиться по поводу «Штанов Леви». А не приближаясь к «Штанам Леви» вообще, он беспокоился еще сильнее – о самой компании, поскольку там всегда что-то шло наперекосяк. Конечно, было бы намного проще и спокойнее, если бы он на самом деле управлял «Штанами Леви» – честно директорствовал по восемь часов в день. Да только от одного имени «Штанов Леви» у него начиналась изжога. Имя было навеки связано с папочкой.
– Что ты там делал, Гас? Подписал пару писем?
– Я кое-кого уволил.
– Правда, что ли? Подумаешь. Кого? Какого-нибудь кочегара?
– Помнишь, я рассказывал тебе про жирного чудика? Его принял на работу этот осел Гонсалес.
– О. Этого. – Миссис Леви перекатилась по гимнастической доске.
– Видела бы ты, во что он превратил помещение. С потолка болтается серпантин. В конторе кнопками здоровенное распятие присобачил. Только захожу я сегодня, он – ко мне и начинает жаловаться, что кто-то из цеховых сшиб на пол его горшки с бобами.
– Горшки с бобами? Он принял «Штаны Леви» за овощеводческое хозяйство?
– Кто знает, что творится у него в башке? Теперь он хочет, чтобы я уволил того, кто сшиб его растения, и еще одного парня, который изрезал его табличку, как он утверждает. Он говорит, что фабричные – банда хулиганья и совершенно его не уважают. Что они к нему лапы тянут. И вот я иду на фабрику искать Палермо, которого, разумеется, на месте нет, – и что же я нахожу? По всему цеху валяются кирпичи и цепи. Все рабочие весьма эмоционально взбудоражены и рассказывают мне, что этот Райлли, тот самый жирный неряха, заставил их притащить всю эту дрянь, чтобы напасть на контору и побить Гонсалеса.
– Что?
– Он рассказывал, что им недоплачивают и перегружают работой.
– Мне кажется, он прав, – произнесла миссис Леви. – Не далее как вчера Сьюзен и Сандра написали что-то об этом в письме. Подружки в колледже им сообщили, что, судя по рассказам, ты – плантатор, эксплуатирующий рабский труд. Девочки были очень взволнованы. Я собиралась тебе передать, но у меня было столько хлопот с этим новым модельером причесок, что совершенно выскочило из головы. Девочки говорят: или ты повысишь этим бедным людям зарплату, или они больше не вернутся домой.
– За кого эта парочка себя принимает?
– Они принимают себя за твоих дочерей, если ты не помнишь. Им хочется тебя уважать. Они говорят, что ты должен улучшить условия в «Штанах Леви», если хочешь увидеть дочерей снова.
– Чего это ради их ни с того ни с сего так заинтересовали черные? Молодые люди уже выдохлись?
– Ну вот, ты опять на девочек нападаешь. Видишь, что я имею в виду? Именно поэтому я тебя тоже больше не могу уважать. Если б одна из твоих дочерей была бейсболистом, а другая – лошадью, ты б ради них из кожи вон лез.
– Если б одна была бейсболистом, а другая лошадью, нам же было бы лучше, поверь мне. Они могли бы приносить доход.
– Прости меня, – сказала миссис Леви, щелчком снова запуская доску, – но я больше не в силах этого слушать. Я и так слишком расстроена. Едва ли я смогу заставить себя написать об этом девочкам.
Мистер Леви видел письма своей супруги дочерям: нервные, иррациональные редакционные статьи для промывки мозгов, которые и Патрика Генри[37] выставили бы тори, – после них девочки, приезжая на каникулы домой, щетинились от ненависти к отцу за те тысячи несправедливостей, что он чинил матери. Миссис Леви действительно могла сочинить пламенную листовку, где он выступал в роли ку-клуксклановца, сжигающего на костре молодого борца за правду. Грех не воспользоваться таким материалом.
– Да этот парень – настоящий психопат, – возразил мистер Леви.
– Для тебя сильный характер – психоз. Цельность натуры – комплекс. Я все это уже слышала.
– Послушай, может, я бы его и не уволил, но один из фабричных сказал, что его разыскивает полиция. Это все и решило – причем быстро. У меня и так хлопот с компанией предостаточно – не хватало, чтобы в ней работал чудик на карандаше у полиции.