Сгущая краски (СИ)

Под гнётом общей слабости организма, воля к сопротивлению тоже становится чрезвычайно слабой и неустойчивой – Суо вяло дергается лишь от болезненного, острого укола, когда её левую ногу аккуратно перехватывают поперёк голени и приподнимают над полом. Удивляться, смущаться и нервничать попросту не хватает сил. Да и имеют ли смысл эти посторонние эмоции в сложившейся ситуации, если агония постепенно захватывает всё тело, ведь шоковое состояние уже практически сошло на нет, уступая место реальным ощущениям. Возможно это к лучшему: боль весьма хорошо отрезвляет и на время снимает всякую сонливость.

После случившегося в голове бродит какое-то подобие опустошения, временами глуша собой абсолютно всё, кроме желания забыть весь этот день, начиная с самого утра, в начале которого у оконной рамы сломался затвор и пришлось прижимать её сумкой, чтобы не открывалась форточка.

– Потом примешь душ и переоденешься, – без особой эмоциональной окраски говорит Айзава, отвлекая от глубоких метаний в раздумьях, что было бы лучше сделать: захлебнуться истерическим плачем снова или же продолжать варить внутри себя эти мерзкие чувства.

Тем не менее, несмотря на отстранённый тон учителя, Нико считает невероятно трогательным то, как удивительно бережно он придерживает ей ногу, опирая её на собственное бедро и скрупулёзно обрабатывая каждую мелкую царапину. Это даже невольно возвращает к ностальгическим воспоминаниям о том, как всё было во времена её учёбы в старшей школе: когда суровый, строгий и избирательный про оказался заботливым учителем, который всего лишь в своеобразной манере учил их реальному положению вещей в жизни и не увенчивал работу героя гламурной, глянцевой короной славы, популярности и богатства.

– У вас не будет проблем из-за меня? – Нико интересуется тускло, тоже не особо выражая каких-либо чувств. Сугубо из-за усталости, разумеется. Будь она чуть-чуть поживее, прежний сарказм не заставил бы себя ждать.

Суо не уточняет, о каких именно таких «проблемах» идёт речь. Ведь что именно кроется за этим вопросом не до конца понимает даже она сама, просто надеясь на то, что Айзава сам сможет решить это за неё.

– Даже если и будут, то с этим я уж как-нибудь сам разберусь. Без твоего участия, – безразлично ведёт плечами мужчина, чётко давая понять, что в такие крайности ей вдумываться не стоит. – Твоё дело сейчас – отдыхать.

Каким-то образом он кажется гораздо мягче и снисходительнее, чем обычно. Нико полагает, что ей мерещится из-за внешнего вида – непривычного, совершенно одомашненного. Без этого, несомненно роскошного, боевого шарфа из лент и очков он совершенно не выглядит так устрашающе, хотя пристальный взгляд по-прежнему разгоняет по венам колючее, неуютное ощущение, никак не приживающееся внутри. Даже если глаза Шоты смотрят совсем не на её лицо.

– И вот так всегда, – она давит слабую улыбку и тут же на мгновение жмурится, когда мозолистые пальцы неосторожно задевают один из немногочисленных глубоких порезов на лодыжке. – О других больше, чем о себе беспокоитесь.

Нико чувствует себя странно – совсем не так, как обычно, и не может как следует это описать. Ей тяжело оставаться наедине с подобными, настолько неясными эмоциями в самой себе: ещё буквально час назад грудь наливалась мёрзлым свинцом от страха, а теперь сжимается изо всех сил, буквально по крупицам выдавливая из лёгких кислород.

Молчание Айзавы говорит само за себя – большой мальчик о своих достоинствах-тире-недостатках осведомлён даже лучше, чем просто «прекрасно».

И его упрямая, затянутая до напряжённой тишины неразговорчивость по этому поводу заставляет Суо ощутить дискомфорт каждой клеточкой тела, скованного мучительными импульсами. Но вовсе не из-за того, что мужчина сосредоточен на том, чтобы помочь ей, а потому не слышит и не видит ничего вокруг себя. Всё происходит с точностью до наоборот – он вообще перестаёт делать что-либо, стоит Нико закончить свою фразу, и замирает живой скульптурой, продолжая держать в широких ладонях испещрённую царапинами ступню.

Суо не поддаётся наивному наитию, но старается уловить каждое мгновение интимности момента – запомнить это, как будто всё происходит в первый и последний раз – малейший шорох одежды при каждом вздохе, живое, неразмеренное дыхание, прикосновение чужой к кожи к её собственной, тепло человеческого тела и своё сердце, неровно бьющееся почти в такт возбуждённо подрагивающим пальцам, крепко обхватившим край стула.

Сгибая колено и прижимая его ближе к груди, Нико медленно вытягивает ногу из ослабленных пальцев учителя и неловко – так, чтобы причинить себе как можно меньше физических страданий – ставит её ближе к ножкам табурета, как можно дальше от мужчины. Аккомпанирует ей в любом, даже самом мелочном, движении безмолвный, выжидающий взгляд, способный лишь проницательно отслеживать каждый жест.

Несмотря на это, Суо не думает, что сейчас Айзава что-то анализирует или над чем-то активно размышляет.

Скорее он просто ждёт.