— Я опасался, что эти несчастные, черти натворят что-нибудь в подобном роде. Поэтому сразу соскочил в транспортера, едва мы очутились на свободе.
Эмили почувствовала, как ее самоуверенность постепенно начинает куда-то улетучиваться.
— Значит, вы не участвовали в этом… зверском преступлении?
Юноша посмотрел на нее своими невинными, голубыми глазами.
— Даю честное слово! Я еще никогда не дотрагивался до женщины, которая меня не хотела. Никогда в жизни!
— А как же это связывается с вашим осуждением за изнасилование?
Несмотря на явную физическую боль, Моран усмехнулся.
— Та-то меня хотела… могу поклясться. К сожалению-, я был слишком молод, да и она — тоже. Несовершеннолетняя., Но об этом я узнал гораздо позже.
— А грабеж? А поддельные чеки?
— Я вижу, вы скрупулезно навели справки относительно моих… преступлений.
— Нет, просто спросила у Хи Тайера.
— То, поверьте, были невинные юношеские проказы..
— А человек, которого вы убили во время игры в покер?
Его лицо помрачнело.
— Это было совершено, — тихо проговорил он, — в целях самообороны. К сожалению, мне никто не поверил. — Уголки его рта опустились. — Что ж, давайте покончим с этим. Зовите сюда ваших полицейских. Они отведут меня в суд и сделают из меня отбивную котлету’ Когда устанут, тогда, возможно, я и сознаюсь, что убил Мэрфи и изнасиловал вашу знакомую. Возможно, сознаюсь даже в том, что ограбил банк и убил кассира. И тогда все, что останется от меня, они смогут наконец посадить на электрический стул. Да я и сам предпочту смерть, чем до конца жизни убирать дерьмо с городских улиц.
— А я думала, что вы получили только десять лет.
Он фыркнул:
— Вы просто не знаете этих тюремных бонз. Когда человек в чем- нибудь провинился, можно считать, что с ним все кончено. И лишь потому, что я уже в чем-то был виноват, они пришьют мне и все сегодняшнее. Самое неприятное, что невозможно доказать обратное. А теперь вот… еще и вы оказались замешанной в эту историю. Ну, скажите на милость, какие присяжные поверят мне, если я расскажу, что, пока все это происходило, я отсиживался в вашей ванной?
Эмили улыбнулась против воли.
— Думаю, что доля правды в ваших словах существует.
Если бы она знала, как ей поступить сейчас! Самым разумным, конечно, было бы позвать помощников шерифа. Но она почему-то не в состоянии была этого сделать. И Моран сказал ей чистую правду: если он опять попадет в тюрьму, с ним случится именно то, о чем он говорил. Ведь она уже видела, как они обошлись с другими заключенными, Митчеллом, например.
Эмили стало жарко от этих мыслей. И, чтобы выиграть время для дальнейших раздумий, она спросила:
— Вы тяжело ранены?
Моран посмотрел на свою рану.
— Думаю, не очень. Правда, я потерял много крови, но рана, кажется, чистая.
Он открыл кран, намочил лицо холодной водой, смыв с него кровь, и провел мокрой рукой по волосам. Вид его сразу изменился. Покончив с этим, он спросил:
— Мне хотелось бы знать…
— Что?
— Не могли бы вы угостить меня сигаретой?
Эмили принесла с ночного столика пачку сигарет. Их пальцы соприкоснулись, когда он брал сигарету, и Эмили заметила,* что рука его вздрогнула. Ей нравился этот юноша. Ведь Хи упомянул, что он из хорошей семьи, а теперь его манеры и то, как он излагал свои мысли, несомненно подтверждали это. Несмотря на боль в ране, она не услышала от него ни слова жалобы. И если посмотреть, с каким видом он сидел на краю ванны, то это скорее был гость, нежели беглый заключенный.
Он сунул сигарету в рот.
— Большое спасибо.
' Эмили рассеянно кивнула и внезапно осознала, что до сих пор все еще держит пистолет в руке. А когда эта мысль наконец дошла до нее, она сама себе показалась такой глупой, а потому, вернувшись в спальню, сунула пистолет на прежнее место. Потом закрыла двери веранды и опустила жалюзи.
— Теперь вам лучше пройти сюда и показать мне вашу рану. А я пока подумаю, как мне поступить дальше.
Моран усмехнулся.
— Знаю, вы были в больнице, но только не говорите, будто вы — врач.
Оказалось, теперь совсем нетрудно ему улыбнуться.
— Врачую только лошадей.
— Слышал я и не такое… — С сигаретой в зубах, прижимая носовой платок к боку, Моран вышел из ванной. — Вы — настоящий ангел. Куда я могу присесть?
Эмили хотела ответить: на кровать, куда же еще, но испугалась самого этого слова, поэтому ответила:
— Вон туда, в шезлонг.
Моран посмотрел на него.
— Туда может попасть кровь.
— Пусть это вас не беспокоит.
Обернувшись к шезлонгу, Моран остановился перед фотографией в рамке, на которой был изображен блаженной памяти лейтенант Хаббард.
— Кто этот красивый летчик?
— Мой покойный супруг.
— Супруг? Почему же в таком случае вас называют «мисс Хевитт»?
— Потому что мы с Эвереттом прожили как супруги всего несколько дней, а потом он погиб.
— Давно он погиб?
— Три года назад.
— О-о… — Тон, каким были сказаны эти слова, до боли ясно дал понять Эмили, что теперь у него будут дрожать не только руки. И она почувствовала вдруг во всем теле какую-то непонятную тяжесть, которая ее и испугала, и одновременно взволновала.