Дождаться нам не пришлось. С обеих сторон шоссе из леса к нам направлялось человек десять. Были они весьма потёртого и неумытого вида. Типичные партизаны, из полицаев. Они стали полукольцом неподалёку от машины. С оружием наизготовку. Один из них, приблизившись к машине, дёрнул ручку двери со стороны водителя и негромко проговорил:
— Всем — наружу, руки за голову.
В такой ситуации нам выбирать особо не приходилось.
— Мужики, вы че? — Кулик стал изображать простачка, — мы ж свои!
— А хоть и чужие, — один из партизанских полицаев стал охлопывать нас по бокам, наверное, в поисках оружия, и ничего не найдя, удовлетворённо отступил назад. А тем временем остальные его дружки держали нас на прицеле.
— Что едем, куда везём? — строго спросил полицай.
— А что за смешки мерзкие? Что смешного? — это он так обиделся на нашу реакцию.
— Что, свободу почуяли, ублюдки? Мало мы вас мочили. И мочить будем.
— Это за какие заслуги? — поинтересовался я. Так просто.
Полицай не ответил и направился к багажнику. Я дёрнулся, но Петя остановил меня, легко саданув носком по голени.
Бандит, держа винтовку одной рукой за цевьё, распахнул заднюю дверь нашего «Нисана». И застыл. Застынешь тут, когда тебе вместо барахла, обычно сваленного в багажнике, в нос утыкается автомат. Шарый не растерялся. Позиция у него оказалась очень выгодная — он был прикрыт бортом машины, хоть и не бог весть что, но защита. А полицаям было совершенно ясно, что прежде, чем они сделают хоть один выстрел, хоть одно движение, от их товарища мало что останется.
— Подойдите сюда, — скомандовал нам Лёша. Мы, стараясь не терять из виду бандитов, быстренько переместились к багажнику. И в мгновение ока вытащили себе по автомату, Лёша уже приготовил их, пока мы стояли с поднятыми руками. Самое интересное, Кулик руки опустил не сразу, а только когда нас и этих вояк уже разделял кузов автомобиля. Так мы и застыли — прицелившись друг в друга. И не понимая, что делать дальше. Только чувствовалось, как всё большее и большее напряжение накаляет воздух. И тут нас обдало таким знакомым мне ледяным дыханием. Совершенно без звука, не колыхнув ни веточкой в придорожных деревьях, прямо между нами и партизанами выскочила тварь. Днём зервудак был не менее отвратителен, чем ночью. Какая-то невероятная помесь адских созданий. И эти белёсые глаза на дикой морде. Чудовище легко преодолело расстояние до бандитов, которые и сообразить ничего не успели. Короткими, точно отмеренными ударами лап зверь разметал их неплотную группу. Тут, словно сбросив оцепенение, Шарый длинной очередью попытался достать зервудака. Словно в припадке бешенства он молотил из автомата, крича что-то своё и непонятное. От его стрельбы было мало толку, пули уходили в основном вверх и в сторону. Тварь, которой выстрелы не причинили никакого вреда, метнулась к машине. В прыжке зверь нанёс жуткий удар по горлу Шарого. Тут уже затарахтели сразу несколько автоматов. Это оставшиеся в живых полицаи из кювета пытались достать тварь. С нашей стороны Кулик, спрятавшийся за кузовом машины, лупил в зервудака одиночными. Чем громче гремели выстрелы, тем больше зверело это дикое создание, которому выстрелы, казалось, не приносили ни малейшего вреда… Через мгновение всё было окончено. Походя, возвращаясь к залёгшим полицаям, зервудак одним ударом разорвал Кулика. Всё вокруг как будто застыло. Что-то мгновенно переменилось. Только я, мои погибшие друзья и трупы полицаев на шоссе. И никаких зервудаков, ничего. Ярость, только что сжигавшая меня, тоже исчезла. Только пустота внутри и вокруг.
Сначала я убрал с дороги полицаев — в кювет, мёртвых к мёртвым. Потом, осторожно, всё ещё подсознательно надеясь, что мои друзья живы, старясь не потревожить, подтащил их к машине. Делал я это всё, как будто выполнял заранее хорошо продуманный план. Порылся в багажнике, и нашёл — я помнил, что там он есть — топор. И, уже с каким-то истеричным упорством начал рубить молодую сосну. Завалив её, срубил ещё две. Не чувствуя усталости, не обращая внимания на пот вперемешку со слезами и соплями и кровящие мозоли на ладонях. И потом разрубил стволы, освобождая их от веток, разделяя их на нетолстые брёвна. Из них я сложил что-то возле помоста, переложив лапником. Последнее пристанище моих друзей. Петя Кулик, Лёша Шарый. Облитый бензином погребальный костёр вспыхнул и поднялся кверху чёрным дымом. Хорошо, пламя сильное и не видно… Наверное, надо было что-то говорить, что-то обещать. Я не знаю. Я постоял секунду, казалось, что лицо у меня уже покрылось волдырями от жара костра, я хотел уйти, но внезапно ноги подкосились, и я упал на колени перед костром. Мир, совершенно безучастно наблюдавший за происходящим, напрягся и зазвенел в моих ушах тревожной нотой. Казалось всё — лес, небо, дым костра прогнулось и завибрировало тонкой мембранной — словно кто-то большой ударил в мой плоский мир кулаком.
— Сволочи, сволочи! — внезапно заорал я — Я уничтожу вас! Я! Я сам! Кто ты там, наверху, зачем ты даёшь силу им, а не мне?