— Нет, током не стукнет. Всё в порядке.
— Ты что, электричество на расстоянии чувствуешь? — не очень поверил я в её заверения. Наверное, просто лень ванную наполнять.
— Да, чувствую, — просто ответила Надя. — Иди, я буду мыться.
Мне не оставалось ничего, как пойти на кухню.
Там уже начинал подвывать свисток чайника. Его надо вовремя выключить, а то начнёт разоряться, ещё Надю напугает. А чего это я о ней беспокоюсь?
Вот с консервами вышло не очень хорошо. В шкафчике стояло несколько банок разных размеров и все в смазке и без этикеток. Я помню, моя мама говорила, что купила это при распродаже стратегических запасов и что там есть и тушёнка, и икра и повидло. И она расставила их там как-то, по одной ей ведомой схеме. А я не знал, где что. В общем, я достал три разных банки, потом выберем.
А ещё я решил заварить хороший чай. Я вообще его редко пью. Только зимой и с лимоном. Но в принципе, понимаю, что такое, когда чай хороший. Я долго мыл заварной чайник от чёрных кругов внутри, потом грел его кипятком. А пока он грелся, достал святое святых — коробочку чая, подаренную давно одним иностранным гостем. Она хранилась дома, как сувенир, и её до сих пор не распечатывали. Потом заварил по всем правилам, как в книжках, чтобы в чайник число ложек соответствовало числу чашек плюс одна. Для этого пришлось померить объём чайника чашками. А потом опять его греть. Пока я, не очень рационально, занимался чаем, из ванной вернулась Надя. Я не сразу понял, что в ней изменилось. Но главное — её лицо не было уже бледным и уставшим. Она как будто смыла с себя и усталость и настороженность. И ещё. Волосы у неё совсем чёрные, как будто даже с сизым отливом. А не сероватые, как показалось сначала.
Она вышла, тщательно замотавшись в халат, и завязавшись поясом. И подвернув рукава так, что получились громадные обшлага.
— Ты за манжеты на рукавах можешь прятать что-нибудь, — это всё, что я смог придумать, для того чтобы прокомментировать её выход из ванной.
— Ты знаешь, я в ванной не была…, ну, в общем, я не помню, когда я была последний раз в ванной, — сообщила Надя.
— Ну, это не новость, — я улыбнулся, показывая, что не хочу её обидеть. — Ты сегодня только и говоришь, что ничего не помнишь.
— Нет, я помню почти всё, — Надя очень серьёзно восприняла мои слова. — Но ты всё время спрашиваешь у меня именно то, чего я или не помню, или не знаю.
— Я не спрашивал, когда ты мылась последний раз, — я решил быть точен. — Ладно, тут у меня проблемы, я не знаю, что внутри консервных банок. Придётся выбирать вслепую.
Надя осторожно, чтобы не измазаться в жирной смазке, взяла в руки сначала одну, потом вторую, а потом и третью. А потом сказала:
— Вот здесь тушёнка, — и показала пальцем на одну из банок.
— Ты и мясо чуешь на расстоянии, как и электричество? Да ещё сквозь железную банку? — Я это сказал с иронией. Действительно, мне тут ещё экстрасенсов не хватало.
— Нет, я не чую, как ты сказал, мясо сквозь железо, — совершенно серьёзно ответила Надя. — В банках таких, на донышке код выбит и буквы. Вот буква «М» — это значит мясная, и для овощей тоже свой код. И для варенья. Только я не знаю, какой для варенья.
Я покраснел. Зачем я на неё так?
— Ты говорила, что была в лагере. Я тоже был там, — я решился попытать Надю, после того как она уничтожила всё съестное, — ну, тоже в лагере был.
— Нечего рассказывать. Там было плохо, — Надя нахмурилась. — Всегда когда в одном месте много женщин, одних женщин, то плохо. И монашек этих над нами поставили. Ну, их так прозвали, они были все в такие балахоны одеты. И злобные, как…
— Их потом сенты уничтожили? — я подозревал, что это было по тому же сценарию, как и в нашем лагере.
— Не знаю. Мне было неприятно в лагере, и я ушла, — просто ответила Надя.
— То есть, как ушла? Тебя бы могли убить при первой проверке документов! Ты что, не понимала, что тогда кругом творилось? — какая она странная.
— Не убили ведь. Да и что, я первый раз уходила оттуда, где мне не нравится? — удивилась гостья.
— Откуда ты ещё уходила? Когда?
— Зачем тебе? — пожала плечами Надя. — Можно я у тебя поживу?
Так просто, раз — и поживу! Хотя я уже понимал, что этим всё кончится.
— А как перестанет нравиться, так возьмёшь и улетишь с балкона в тёплые страны? — Конечно, никуда её не я выгоню.
— Нет, начинать полёт с балкона, это неправильно. А вдруг не получится. Лучше с земли взлетать, — сообщила Надя.
— А, так ты ещё и летать умеешь? Ну конечно, вот откуда ты взялась у меня! — я опять стал раздражаться.
— Я не говорила, что умею летать, я сказала, что прыгать с балкона, в надежде полететь — это глупо. — Надя совершенно не меняла ни ритма, ни интонаций, разговаривала со мной, как с мальчишкой-спорщиком.
— Ага, уже легче, летать ты не умеешь. И откуда ты взялась на балконе — не помнишь! Ладно, живи пока, но будешь уходить, предупреди.
— Я не говорила, что не умею летать. Я не знаю. Ты же вот не говоришь, что летать не умеешь.
— Я говорю, что летать не умею!