Шаг в небо

— Нечего болтать, смотреть надо, а то если пропустим объект, беды не оберёмся, — уже обычным, бесцветным голосом сказал Дмитрий.

— Вот я не пойму, почему вдруг крысу бить так опасно и трудно? — я не хотел прерывать разговор. — Это же просто крыса, а раньше вообще хомяки были…

— Эту мерзость трудно остановить! Они же, как человечины попробовали, совсем озверели, — судя по всему, Дмитрий тоже не хотел молчать. — Раньше на неё крикнешь — так она и дёру, а теперь только шипит, и норовит в горло вцепиться. И страшная такая! И хомяки эти, как стая волков.

— Да сами мы во всём виноваты, — после небольшой паузы продолжил он.

— В чём мы виноваты? — не понял я. Или сам себя заставил не понять.

— Был бы порядок, делал бы каждый своё дело, никой враг бы был не страшен!

— Так у них, у новых властей вон техника какая! — не согласился я. — Против их леталок и оружия, что мы могли сделать?

— Что могли, что могли, — буркнул Дмитрий. — Больше всех у нас смерти от своих пришло.

— От полицаев, — кивнул я. — Но и их самих потом всех. Ну, почти всех.

— В том то и дело! — Дмитрий опять ожил. — Как с чужими воевать, если самый страшный враг — свои? Тут любой, и без леталок — стрелялок, только подумай хорошо, всегда может нас перебить. Подлости много было.

— Сейчас что, нету?

— Сейчас ничего нету, — грустно ответил Дмитрий. И словно одумавшись, жёстко продолжил: — Сейчас есть порядок! Не отвлекайся!

Создавалось впечатление, что Дмитрий с большим трудом прерывал этот, наверное, важный для него, разговор.

— Ну, так если подлости нет, может, можно теперь всем вместе…

— Сдаётся мне, вместе с подлостью ещё чего-то нет. Становой хребет перебили людям. О! Ты позорче будешь, это что вон там, слева? — Дмитрий перешёл на шёпот.

Слева ничего не было. Мы долго ещё сидели молча, всматриваясь в ночную улицу. Ничто не нарушало тишины.

— А как вы думаете, — устав от бдения, но не в силах перейти на громкий голос, я опять завёл разговор, — неужели никогда раньше не было такой полной, м-э-э… безысходности? Как выживали люди сотни тысяч лет, если так легко всё сломать?

— Ну, кто же тебе на такое ответит? — Дмитрий тоже шептал. — Я что, историк, чего ты ко мне пристал?

— Люди раньше другие видать были! — продолжил он через мгновение. — И знали видать нечто такое, чего мы не знаем. Или забыли. Молчи! Работать надо.

Так мы и просидели молча все восемь часов рабочего времени. И никакая аномальная оранжевая крыса не пришла, навсегда, видимо, поселившись в лабиринтах большого административного здания на Банковой.

Глава двадцать вторая

— Можно, я с тобой? — Надя стояла в дверях своей комнатки и вопросительно смотрела на меня.

— Зачем тебе? Ты же не знаешь, куда я иду! — ну зачем ей к Пыльцыну? — Я скоро вернусь.

— Мне не важно, куда ты идёшь. Мне просто тут трудно одной, — сейчас она ещё и расплачется. — Ты понимаешь, одна и одна. А когда ты дома, я уже не одна. Я всегда раньше была одна. А они не понимали.

— Лучше бы ты в детский сад ходила. Привыкла бы к коллективу, — я нарочно сказал грубость. Я ходил в детский сад и помню, что это такое.

— Я тоже ходила в детский сад, — сказала Надя. — Там было очень плохо. Там я впервые себя почувствовала одинокой. Пойдём вместе? Я буду себя тихо вести.

Ну, я даже не знаю, почему я не хотел брать Надежду с собой. Может, потому что Пыльцын мне запомнился как бабник? Вернее не бабник, а кумир женщин. Впрочем, какая разница.

— Ладно, пойдём, — я решился. — Действительно, что тебя держать взаперти, свихнёшься ещё.

— Да, конечно, — обрадовалась Надя.

К чему это «конечно» — не понятно.

В действительности добраться до Пыльцина оказалось не легко. Это раньше — сел на троллейбус или трамвай и никаких проблем. А теперь пришлось топать по городским улицам и переулкам и топать.

Никогда бы не подумал, что та самая таинственная квартира Гоши находится на шестом этаже обычного блочного дома. В подъезде я подумал — уже много времени прошло с тех пор, как исчезли кошки и бомжи, а пахнет. И лампочек нет ни на одном этаже. Так что номер квартиры пришлось мне определять на ощупь. Оказывается, очень трудно различить руками номер на выпуклой металлической пластинке. Помогла в итоге Надя, она сказала:

— Вот в этой квартире есть кто-то, остальные пустые.

— Ты что, продолжаешь демонстрацию телепатии? — я уже даже не иронизировал. — И способности видеть в темноте?

— Да нет, просто тут из-под двери полоска света.

— А почему же я не вижу? — действительно, почему?

— А я тоже не вижу, когда на дверь смотрю, а боковым зрением вижу.

Да, я и сам мог сообразить, знал же об этом, и не только по книжкам.

— А, заходи-заходи! — искренне обрадовался Пыльцын, — да ты не один! И как зовут твою прекрасную спутницу?

— Надя меня зовут, — холодно ответила Надя. — Я не прекрасная, я обычная.

— Какие мы скромные! — Гоша не унимался. — Да заходите, не стойте.