— Экий вы напористый, — строго сказал сент. — Иногда мне кажется, что вы намного старше своих лет. И подвижностью ума и вообще, даже словарным запасом…
— У меня хорошая школа была. Я книжек много читал. Не тех, что вы. Пожалуйста, не уходите от вопросов. Пока я не услышу на них ответов, я вряд ли буду отвечать на ваши, — я устал от этого вязкого, бесполезного пока разговора.
— Не знаю, поймёте ли вы… — начал Михаил.
— Пусть это вас не беспокоит.
— Так вот, на второй вопрос я отвечу так, как и отвечал, — сент для убедительности даже слегка повысил голос. — Никто и не думал наносить вам никакого вреда. Это были технические потери.
— Технические, говорите? Убить человека — это техническая потеря? Или когда убивают одного — это утрата, а миллиард — это уже технические потери?
— У вас самих это называют статистикой, — сент улыбнулся, обрадовавшись возможности поддеть меня.
— Давайте лучше вернёмся к вопросу номер один.
— Боюсь, вы не поймёте, — чуть растягивая слова, так чтобы фраза получилась назидательной, — ведь между нами такая…
— Не бойтесь, пойму.
— Главное, вы должны принять истину, что на определённом этапе развития всегда происходит расслоение общества, — Михаил начал объяснять прописные истины, — и в итоге общество раскалывается.
— Вы, наверное, хотите сказать, что вы были прогрессивные и смелые, а мы наоборот? — перебил я этот урок научного коммунизма.
— Да, вы совершенно правильно догадались, — сент не уловил моей иронии. — Так и случилось. Так и было! Передовые мысли побеждали консервативные, научная мысль побеждала мракобесие, стремление к свободе — побеждало полуфеодальные устои. Вот так и произошло наше разделение. В истории, в пространстве. Мы разделились.
— Революция, что ли? — я понял, что Михаил говорит неправду, точнее беззастенчиво лжёт. И правда мне показалась такой простой и естественной. — Восставшие народные массы свергли власть узурпаторов и ретроградов?
— Именно! Так и произошло! — Михаил расцвёл. — Я удивлён, как легко вы всё уловили.
— Я уловил одно, и самое главное, — я смотрел прямо в глаза сенту, — вы лжёте. И делаете это, потому что считаете, что я идиот. Но я думаю, вы несколько самоуверенны в своих оценках.
— Вы много себе…, — начал было сент.
— Дайте договорю. Потом решайте сами. Вы лжёте о том, что в результате того конфликта, можете называть его революцией, и мы и вы разлетелись в разные стороны. Скорее всего, вы сбежали. А мы остались на своей родине праматери. На Земле. А отсюда следует вывод — не победили вы в той революции. Вы проиграли и бежали. Или вас просто прогнали, как бешеных псов. Другого вывода я не могу сделать. Видно, что вы прилетели обратно в родной дом, как только смогли. И стали крушить всё вокруг. Со звериной ненавистью. Именно как бешеные звери.
Сент застыл на мгновение, и внезапно как будто взорвался. Он вскочил и нервно заходил по комнате. А потом взял в руки пульт, и нажал длинную комбинацию цифр. Стена, отделяющая меня от внешнего мира, вместе с иллюминатором уехала вверх. Кивком Михаил пригласил меня следовать за ним. Мы прошли метров пятьдесят по хрупкому снегу. Сент остановился и повернулся ко мне.
— Ты слишком хитёр. И слишком всё упрощаешь, — вот! Он перешёл на «ты». К чёрту напускную вежливость. — Да, ты и вы все — потомки мерзавцев! И не будет вам прощения и покоя! Ах, какие мы гордые и умные! Раса чванливых пижонов. Ах, какие мы были добренькие и сердобольные! И деток учили, и миром правили. И слова красивые пользовали. Не убий, не укради. А силой своим делиться не хотели! Ах, не передаётся это! Ах, кланы, ах, законы чести. Ах, не надо устои рушить, не все люди одинаковы и ещё и ещё…! А как с орбиты гамма — лазерами получили — так про всё забыли! Это мы, а не вы — великая раса! Мы показали вам, что ничего не стоит ни ваша мораль, ни ваша честь, ни ваша доброта. В одном мы ошиблись! Думали, что все вы тут сдохли. Ан нет! Ну и чёрт с вами. Посмотрите на себя — что у вас осталось от великой цивилизации хранителей, как вы себя называли. Да и то! Какая цивилизация хранителей? Кучка клоунов и орды прислужников и попрошаек!
Сент помолчал и вдруг заговорил совсем спокойно и без всяких эмоций.
— Ты что, думаешь, мне нравится слушать, как ты умничаешь тут? — В его голосе звучали совсем простые, человеческие нотки. — Умного из себя корчишь? Слова, которые тебе совсем не по возрасту и уму вставлять, употребляешь? Да ты что думаешь, я сразу не понял, что ты есть?
— И когда это было? — прервал я поток его пафоса. — Я не помню такого в истории. Я имею в виду войну эту.
— И не вспомните! Так глубоко в историю собственной планеты вы не можете проникнуть.
— Всё-таки?
— А сами сообразите! Вы же в своей истории не можете толком на десяток тысяч лет назад глянуть, а тут не десятками тысяч лет время исчисляется, гораздо больше…
— То есть как?