Шаг за шагом вслед за ал-Фарйаком

Как можно изучить язык на четверть и не захотеть узнать, что думает говорящий на нем? Быть может, под его шляпой обретаются мысли и понятия, никогда не забредавшие под твой тарбуш! А если бы ты их понял и воспринял, то тебе захотелось бы узнать этого человека поближе и ты бы счел за честь пригласить его на обед и угостить на славу рисом и бургулем{311}. Как ты дожил до тридцати лет и не сочинил ничего полезного для жителей твоей страны? Я никогда не видел в твоих руках книг, кроме бухгалтерских, в которых ты подсчитываешь доходы и расходы, или нескладно написанных посланий твоих компаньонов по сделкам — их ты читаешь с утра до вечера. Ты ездишь в другие страны с тщеславным желанием похвалиться перед твоими достопочтенными друзьями и родственниками, что посетил, мол, такой-то город и видел его чистые, широкие улицы, уютные дома, прекрасные кареты, богатые рынки, породистых лошадей, восхитительных женщин и многочисленных охраняющих его военных. В первый день ел такое-то блюдо, на второй пил такой-то напиток. Потом мы пошли в одно заведение, и ночь я провел с девицей на низком диване. Перед диваном стояло огромное зеркало, и я, лежа в постели, видел себя в нем. Утром миловидная служанка принесла нам завтрак. Вернувшись в свою гостиницу часам к одиннадцати — за час до полудня, — я нашел там ожидающего меня такого-то, и мы отправились с ним в сад, который называется Султанским садом. Гуляя там и любуясь пышными деревьями и яркими цветами, я вдруг встретил ту самую девицу, с которой провел ночь. Ее сопровождал мужчина, любезничавший с ней. Завидев меня, она улыбнулась и поздоровалась со мной. Мужчина отнесся к этому спокойно и даже снял передо мной шляпу. Такое отсутствие ревности меня несказанно удивило. Будь девица со мной, я закрыл бы ее и от дневного света.

По-арабски подобные рассказы называются пустопорожней болтовней, трепотней, бредом [...]{312} А у простого народа в обиходе слово «жвачка». Потому что люди не видят в них никакой пользы.

Гораздо лучше рассказать им, что там красивый мужчина, находясь в обществе, где присутствуют женщины, не подмигивает им, не болтает глупостей и не бахвалится: не рассказывает, что он посещает замужних женщин с ведома или без ведома их мужей, ест и выпивает у них, а потом уединяется с ними в спальне, и возвращается домой абсолютно счастливым. Он не объявляет также, что всякий раз, засовывая руку в карман, находит там кошелек, набитый динарами, или банковский чек, а, проходя по рынкам, со всех сторон и изо всех окон ловит устремленные на него взгляды женщин: они машут ему рукой, кивают головой или, поймав его взгляд, прикладывают руку к сердцу, либо бросают ему розу, букетик цветов, а то и записочку со стихами. Он не уведомляет дам о том, что, мол, у него развязался шнурок шаровар — надо было покрепче его затянуть — из-за тяжести их содержимого. Он не трет свою задницу, не взвешивает рукой упомянутое содержимое, не потягивается, не разваливается на диване, не вытягивает вперед ноги. Нет, он разговаривает с женщинами вежливо, уважительно, негромким голосом, скромно опустив глаза. Он спрашивает старшую по возрасту, какие она читала сегодня новости, забавные истории либо литературные новинки. Рассказывает, что начал писать полезную книгу о выдающихся людях и памятниках древности. Потом предлагает младшей литературную загадку, чтобы ее позабавить. Поэтому его встречают с уважением, и он уходит обласканным.

Еще людям можно рассказать, что пальцы тамошнего богатого торговца не унизаны алмазными и изумрудными кольцами, а шея не увешана золотыми цепочками, что он не приобретает самую дорогую мебель, посуду, ковры, а расходует свои капиталы на благие дела, на помощь нуждающимся, вдовам и сиротам, на строительство школ и больниц, на прокладку дорог, на благоустройство своего города, на очищение его от грязи и нечистот, на воспитание своих детей: на их образование, нравственное воспитание, обучение их хорошим манерам. Там ты можешь встретить ребенка двенадцати лет, который будет разговаривать с тобой так же, как у нас разговаривает тридцатилетний мужчина.