Шагги Бейн

– Я уже несколько лет как одинок. Я стал одиноким задолго до смерти моей жены. Только поймите меня правильно. Она была хорошая женщина, как и наша Коллин, но мы погрязли в наших мелких повседневных заботах. – Музыка не соответствовала мягкой грусти его слов. – Если задуматься, то я бо́льшую часть жизни провел под землей. Мне нечем было поделиться с ней вечером. О чем могут говорить люди, прожив вместе двадцать лет? Но она была хорошей женщиной. Она готовила мне шикарные горячие обеды, мясо с подливкой на горячей тарелке, потому что она весь день разогревала ее в духовке. Мы ели сытные горячие обеды, потому что разговаривать было особо не о чем. По крайней мере не осталось ничего сколь-нибудь стоящего, чтобы им делиться.

Он продолжил:

– Мне сорок три. Я на четыре года старше отца, когда его не стало, а потому и мне пора было закрывать лавочку. Пора было увольняться с шахты, провести остаток жизни с ней, тогда как нам нечего было сказать друг другу.

Она услышала, как перехватило у него горло.

– Когда я вас увидел, я и подумать не мог. Я о вас тогда не знал, не слышал, чтобы наша Коллин называла ваше имя. Это все женские дела, правда? С мужчинами они о таком не говорят. Сплетни. Выдумки. Церковь. Вот их интересы. Я знаю только одно: когда я впервые увидел вас за стеклом, я понял, что вижу такого же одинокого человека, как я, и подумал, может быть, у нас найдется, что сказать друг другу. – Его губа задрожала. – И тогда я понял. Я не хочу ставить на себе крест.

И тогда Агнес поцеловала его. Юджин, надежный и искренний. Губы у него оказались твердые, но у них был приятный вкус.

Двадцать

Агнес устроилась на коврике в спальне спиной к двери. Ее прикроватные часы наигрывали тихонько песни о любви, а она стояла на коленях, шевеля пальцами ног и радостно напевая себе под нос. Шагги смотрел на ее сосредоточенно опущенную голову – Агнес перебирала груду собственного нижнего белья. Она раскладывала его, отделяла черное от белого, потом белое разделяла на идеально белое, почти белое, а последняя горка белья относилась к категории бывшее-белым-в-незапамятные-времена. Шагги подошел к ней сзади, растопырил собственные пальцы на ногах и переплел их с материнскими. Он обнял ее за плечи и стал наблюдать за ее работой.

Агнес протянула ему ажурные трусики – атласная вставка спереди, а по бокам сплошные кружева. Она провела пальцем по боковому шву.

– Что ты скажешь об этих? – спросила она. – Я думаю, они низковато сидят на бедрах, немного старомодные, а?

Эти трусики напомнили ему что-то. Шагги перевел взгляд с трусиков на кружевные занавески на окне. Она проследила направление его взгляда.

– Ах, ты, дерзкий негодник!

Но на самом деле она не рассердилась, она прижалась к нему и бросила трусики в груду тех, что отправлялись в мусорный бачок.

– Проблема решена!

Шагги подобрал старый белый бюстгальтер. Растянул его, прислушался к потрескиванию и пощелкиванию резинки.

– Лик наверняка мог бы сделать из этого рогатку. А я бы пятью угольками мог перебить все окна у Макавенни.

Агнес разжала его пальцы, а бюстгальтер бросила в груду, предназначенную для мусорного бачка.

– Я бы вспоминала об этом до самой смерти.

– А зачем ты вообще все это разбираешь?

Агнес поднесла к лицу пеньюар, натянула шелковую ткань чуть ниже глаз и принялась двигать то в одну, то в другую сторону, как одна из жен таинственного гарема Синдбада.

– Мне необходимо привести все в порядок.

– Зачем? Отец Барри учил нас, что единственный человек, который должен видеть твое нижнее белье, – это ты сам.

– Этот отец Барри, он такой праведник. Если хочешь знать, я собираюсь гульнуть, – дальше она заговорщицки прошептала ему в ухо, – только в дневное время.

– С таксистом? Ты же не собираешься показывать ему свои трусики?

Она рассмеялась и щелкнула по пуговичке его носа.

– Да, с моим гигантским пряничным человечком. И для твоего сведения: нет, я не собираюсь показывать ему мои трусики.

Ему хотелось поскорей показать ей свой сюрприз. Посадив ее в свое такси, он каждые несколько минут повторял: «тебе это понравится» или «надеюсь, тебе это понравится». Юджин вел машину по дорогам, о существовании которых Агнес и не догадывалась, и поначалу она даже расстроилась, увидев, что они двигаются в сторону от города. Она надеялась, что они съедят ланч где-нибудь в центре, а еще лучше отправятся на вечернее представление в Королевском театре, она и оделась, имея в виду это.

А теперь они стояли, глядя на глубокую расщелину в земле, и Юджин в смятении чесал затылок.

– Черт, мне придется тебя нести.

Грязь медленно подползала к черным туфлям – Агнес могла упасть в любую минуту.

– А если ты меня уронишь?

Он посмотрел в глубокую расщелину.

– Об этом не боись. Смерть наступит мгновенно.

Он опустился в грязь на одно колено, как средневековый рыцарь, и предложил ей забраться к нему на спину. Агнес изящно приподняла юбку, насколько это было возможно – она не возражала, если он увидит ее бедра, но при этом старалась не обнажить уродливый плотный клинышек на черных колготках.