Настоятель сказал, что дон Франциско осведомлен о благом намерении сеньора Орудж-бея и желает свидеться с ним. В сопровождении настоятеля он явился во дворец
Стражники у дверей почтительно расступились при виде настоятеля, и гости вошли в кабинет, просторный и светлый; многочисленные бра на стенах, канделябры на столах; пока в свечах не было нужды.
Герцог восседал за массивным полированным столом; такой стол он видел у маркиза Велады. Хозяин поднялся с места, в шелковом черном камзоле и коротких брюках в желтую полоску, двинулся навстречу. Камзол в каменьях, ноги в чулках и кожаных башмаках. На шее висела широкая лента. Орудж-бей только теперь обратил внимание, что министр его величества низкого роста и прихрамывает.
Дон Альваро начал:
– Считаю своим долгом оповестить ваше превосходительство, что наша паства приросла еще одним прихожанином, и он предстал пред очи вашей милости.
Орудж-бея покоробило это пафосное представление, – так представляют августейшим особам, шаху ли, королю ли.
Губы герцога тронула улыбка. Он вскинул испытующий взгляд на неофита.
– Я очень признателен, что вы пришли в лоно нашей веры, под сень Спасителя нашего Иисуса Христа… Вы, можно сказать, восходите на уровень Его верных учеников… апостолов… Да, апостолов… Ибо вы явились из другой господствующей конфессии, и тем значимее ваш выбор. Этот шаг означает, что вы становитесь верноподданным его величества короля Испании и изъявляете готовность служить ему верой и правдой… И я убежден, что вас выбор станет примером для всего мусульманского мира, и число ваших последователей умножится.
Дон Франциско не поскупился на краски, живописуя милости Господа, осеняющего благодеяния его королевского величества, и преимущества католического общежития. И неожиданно ввернул в свою красноречивую тираду, что слышал о католическом вероисповедании матери Орудж-бея, и ее душа возрадуется шагом, предпринятым сыном. Герцог добавил, что долго наводили справки и искали возможных родичей Химены, но, к сожаленью, таковых не нашлось.
Орудж-бей был изумлен этой осведомленностью. Во всяком случае, герцог был человеком умным и проницательным, и умел нащупать в душе собеседника сокровенную струнку. Орудж-бей это почувствовал. После воодушевленных излияний герцога он осмелел и раскрыл карты.
– Если его величество даст позволение, после завершения дел, связанных с церковью, я бы хотел привезти жену и сына из Персии, представить Двору и умножить ряды верноподданных короля…
Орудж-бей опасался, что его обращение в католичество на родине будет встречено с понятным и неизбежным осуждением, и от этого может пострадать семья. Его не простят и именитые соплеменники из рода Баят. Ибо кроме него и шаха никто не ведает об истинной подноготной его выбора. Он хорошо знал об участи, ожидающей тех, которые отвратились от своей веры.
Так было и в Испании, вероотступников ждала виселица или костер. И предварительное публичное посрамление.
Дон Франциско не возражал против намерения собеседника привезти семью из Персии, но не преминул подчеркнуть опасности, которыми чревато его появление на родине.
Выразив свое сочувствие и понимание бремени разлуки с семьей, он сказал и о неизбежности испытаний и потерь на пути человека, избравшего служение Христу…
– Я знаю о порядках в Персии. Если там прознают о вашем шаге… не хочу вас пугать… но тамошние кары не уступают испанской изобретательности…
Орудж-бей ответил, что, хотя с поездкой на родину он еще не определился, но нашел способ избежать гнева мусульманской общины.
– Я сделаю так, чтобы сохранить в тайне свой шаг… Потому просил бы ваше превосходительство ускорить проведение ритуала посвящения…
– Полагаю, ваше решение будет разумным и мудрым, брат мой, – отозвался герцог и велел настоятелю уважить просьбу гостя.
Тот обещал, что все будет осуществлено в считанные дни.
– Да будет открыта ваша душа и ваша стезя, – герцог дал понять, что аудиенция окончена.
Визитеры, откланявшись, покинули кабинет.
По дороге настоятель продолжил разговор о сущности христианства, не забывая отвечать на приветствия прохожих.
Дойдя до королевской церкви, остановился, подвел итог своим проповедям и на прощание посоветовал:
– По ночам гаси свечи, сын мой, и тогда дух Отца нашего скорее осенит тебя…