Шаги Командора или 141-й Дон Жуан

Прихожане сидели на длинных коричневых скамьях, другие в стороне возжигали свечи, а некоторые, застыв перед иконами Иисуса, Богоматери, молились и крестились. Мы с Гайде купили по свечке и, пройдя по каменной паперти к мощам святых, стали в уголочке и затеплили свечки. Я, конечно, думал о душе Оруджа Баята. Гайде прошептала: «Во имя Отца, Сына и Святого Духа…» еще что-то и трижды перекрестилась.

Погодя в атласной мантии с красной камилавкой на голове явился падре по имени Сорано. Он был очень дородным человеком. К нему подошел молодой служитель в сатиновой мантии, со святой водой в одной руке и дымящейся кадильницей в другой. Передав кадильницу святому отцу, поцеловал ему руку. Падре, обходя алтарь, начал читать молитву Господу, затем стал обдавать прихожан ладанным дымом. Молодой перенял у него кадильницу и, передав чашу с водой и кисточку, вновь приложил уста к руке падре.

Святой отец Сорано окропил всех святой водой и прочел молитву. Протяжный речитатив напомнил мне мусульманскую молитву «Фатиха». Позднее я узнал и содержание слова падре: он молил Господа вести нас по пути истинному, оберегать нас от наущений дьявола.

Я подумал, что дым от ладана – испанский вариант нашей травы руты, которой мы приписываем роль оберега от напастей.

Затем падре взошел на кафедру и начал читать проповедь.

Вот здесь, думал я, Орудж-бей и его приятель Алигулу-бей приняли крещение.

* * *

Вернувшись от герцога, Орудж-бей не находил себе места. Предстоящая церемония угнетала его. В душе кызылбашского посланника боролись два чувства, два противоположных резона: либо поступиться своей исконной верой во имя святого дела, либо свернуть с половины пути… Но назад пути были заказаны. В любом случае его на родине ждали проклятья и кара. Вечером того дня он направился к Алигулу-бею и вместе с ним переночевал в доме иезуитского ордена; наутро чуть свет они направились к настоятелю дону Альваро.

Святой отец принял их любезно; напомнил им основные положения католического чина; прочел соответствующие заповеди из Нового Завета и Евангелия.

Когда будущие неофиты были достаточно подготовлены, их облачили в одежды из белого атласа и повезли в экипаже во дворец. Их ждал двадцатипятилетний король и еще более молодая королева Маргарита Австрийская.

Орудж-бей впервые увидел королеву. И, можно сказать, впервые Маргарита Австрийская лицезрела сына Востока.

Он заметил во взоре царственной особы нечто большее, чем вежливое внимание, какие-то, говоря старомодным языком, искрящиеся флюиды. Так могут смотреть женщины, чье сердце не занято никем.

Он испугался предчувствия тайной игры, неслыханного флирта, но сохранил невозмутимость и перевел взгляд на королевскую белоснежную мантию. Он уже осознал, что в Испании должно быть испанцем.

В сопровождении свиты они направились в королевский костел. Беломраморные колонны, высокие своды, под которыми гулко отдавались шаги и голоса. Перед алтарем – деревянные перила.

Орудж-бей произнес слова об отречении от своей веры. Правда, мысленно он проговорил «кяльмеи-шехадет» – мусульманский молитвенный зачин, и испросил прощения у Аллаха.

Один из служителей подал ему свечу, он взял ее и стал перед алтарем, где был изображен Христос на распятье. Преклонил колени.

Настоятель в красной мантии, с накинутой поверху белой епитрахилью, в красной камилавке подошел к нему. И заговорил мягким проникновенным голосом.

– Ты предстал пред очи великомученика Иисуса Христа, ниспосланного господом Богом во имя искупления грехов рода человеческого и распятого на кресте… – И, повысив голос: – Веруешь ли ты в нашего Спасителя, Его заповедям и в вечную жизнь?

– Верую, – ответил Орудж-бей.

– Присягаешь ли ты Иисусу Христу?

– Присягаю.

– Веруешь ли в воскресенье Спасителя?

– Верую.

Орудж-бей отвечал так, как его учили, исполнил все, как положено и сказал:

– Jesus meus, amor meus, Cordus aestum imprime Uvatignisuratamor![40]

– Амен! – сказали все хором.

Не поднимаясь с колен, неофит произнес:

– Господи, дозволь мне пребыть приживе мертвым и живым по смерти и введи меня в царствие Твое. Ибо там жизнь вечная. И нет там грехов, и есть благие деяния.

Вновь под сводами прокатилось многоголосое «Амен!».

Те ритуальные стадии исполнил и Алигулу-бей; настоятель окропил их святой водой, повесил им кресты на шею.

Водой окропил он и короля с королевой, таким образом, первый стал крестным отцом, а Маргарита Австрийская – крестной матерью неофитов.

После крещения настоятель объявил:

– Отныне вы сподобились вечной жизни, ибо стали католиками.

Алигулу-бея новым именем нарек король. Отныне ему носить имя Филипп. Дон Филипп.

– Пусть Урудж-бей отныне носит имя дон Хуан. Персидский дон Хуан, – решила королева.

Король после крестин прижал к груди новообращенных и трижды расцеловал в лоб. То же повторила и королева.

Губы у нее были мягкие и теплые.

Неофиты, в свою очередь, склонившись на колени и прижав руку к сердцу, поцеловали августейшие десницы.