Шаги Командора или 141-й Дон Жуан

– Где вам знать, что у меня на душе… А страсть… как дым. Ничто не вечно под луной…

– Это вы верно изволили заметить, – она перекинула ногу на ногу, обнажив часть белой голени.

Орудж-бей еще не догадывался о значении этой нескромной позы.

Воцарилось молчание.

Донья Луиза наконец поднялась, прошла в смежные покои, поманив гостя жестом.

Это была спальня, благоухавшая сиренью, с высокой кроватью.

Она остановилась у ложа.

– Я хочу взглянуть… на это, – сказала и цинично хихикнула. И, внезапно обвив его шею руками, впилась в его губы.

Через минуту он расстегивал ее кофту дрожащими руками.

* * *

– Больше мы с тобой не увидимся, – сказала она, одеваясь, и попросила застегнуть ее кофту – так же, как расстегнул ее… Последние слова задели его за живое.

Он не стал допытываться о причине ее скоропалительного решения. И так все было ясно. Связь с любовницей короля и женой первого камергера отнюдь не могла содействовать успеху сефевидской миссии. Впрочем, кто знает, может быть, произошедшее было тоже одной из миссий пылкого казылбаша…

– А знаешь, почему? – продолжала она. – Потому что ты не являешься моим истинным «кортехой»[39]. Для этого ты должен обратиться в католическую веру.

– В католическую?

– Так положено. Чтоб стать моим официальным, признанным кабальеро, ты должен стать христианином.

– Отречься от своей религии?

– Дорогой граф, никто вас не заставляет это сделать. Но у нас не жалуют людей, не соблюдающих правила…

«Любопытно. Как это вяжется с христианской моралью?», – подумал он, но промолчал.

Погодя он попрощался и, выйдя через черный ход, удалился. Но донья Луиза не настояла на своем решении. Через пару дней под вечер опять за Орудж-беем явилась та монахиня.

– «Любовь не любит лишних слов», – это была первая фраза, которой она встретила его. – Это кажется, строка из стихотворения вашего венценосного правителя, не так ли?

Наверно, она имела в виду Шаха Исмаила Хатаи, и услышала о нем от Дона Диего, который чуть исказил в переводе строку. Речь шла не о «любви», а о «страсти».

Провожая Орудж-бея, она проговорила вдогонку:

– Ну, кортеха, посвятишь ли мне мадригал? Хорошо бы, на кастильском. Только, чур, не забывай об условии, о котором я говорила.

И рассмеялась.

* * *

Мы вышли из таверны.

– Давай-ка сходим в церковь, – сказал я.

– Или ты хочешь обвенчаться со мной? – засмеялась Гайде.

– В одной из здешних церквей Орудж-бей принял крещение…

– Лучше бы нам передохнуть. Церкви открыты круглосуточно.

Мне пришлось согласиться, так как одному без ее переводческой помощи было бы мало толку. Да и пиво – не подходящая увертюра к посещению святого храма.

Гайде, как озорная девчонка, пошла вперед, выписывая круги и па.

Я завидовал раскованности испанцев и западных туристов. Контраст чуть сглаживается воздействием пива.

В христианском мире жизненный уклад привлекательнее. Они полагают, что Господь создал их для наслаждения радостями бытия. А на Востоке люди думают, что Аллах явил их на свет, чтобы испытать тяготами и страданиями. Не претендуя на бесспорность своих суждений, скажу, что такая аскетическая готовность к жертвенности, самоистязанию смахивает на мазохизм. Может, это расплата за грехи прадедушки Адама и прабабушки Евы?.. Может быть, создание прекрасных творений, культ земных радостей противопоказан мусульманам?..

Едва мы вошли в свой номер, Гайде завалилась на боковую и уснула. Я засел за компьютер.

XIII Обращение Алигулу-Бея в католичество. Убиение Ахунда

Оба эти события произошли вдругорядь и повергли кызылбашей в полное смятение.

Алигулу-бей, племянник посла, уже с самого начала увлекся испанским укладом жизни, ему нравились местные обычаи, и не только обычаи, но и сеньориты, с которыми он сходился; как я уже говорил, он сменил «шамшир» на шпагу, полосатую шапку кызылбаша – на берет, кафтан и «джубу» – на платье «кабальеро». Поначалу это было забавы ради, что ли, потом вошло в привычку.

В разговорах с Орудж-беем он откровенничал:

– Я чувствую, что длань Господа уводит меня к алтарю христиан… И от этого мне легче на душе…

Впрочем, дяде-послу он таких вещей не говорил. Тайком от дяди он стал вхож в христианскую паству, общался с монахами, которые посвящали его в уставы католической веры и служения.

Конечно, кызылбаши были отнюдь не в восторге от этой перемены, но щадили молодого «вероотступника» и не выдавали тайну дяде, хотя тот и недовольно косился на его испанский «маскарад». Была, наверно, еще одна причина такого послабления, а именно то, что восточные дипломаты сами слишком увлеклись развлечениями и соблазнами европейского города.

В их распоряжении был экипаж, выделенный королевским двором, и они могли ездить и веселиться где угодно.

Несмотря на частые визиты во дворец, им ни разу не довелось лицезреть королеву, – Маргарита Австрийская была в отъезде и гостила у своего брата Фердинанда Второго.