Шакарим

Я мог бы для огня взять горсть углей,
Но даже искра сердце не зажгла.
Я душу дал возлюбленной моей,
Она ее отвергла, не взяла.

Я тело, веру отдал ей тогда —

Все ценное, что в жизни есть моей,
Что накопил за долгие года,
И это все не нужно было ей.
<…>
Но смысл иной сокрыт в отказе том,
И сразу я понять его не мог.
«Твоей я буду, лишь когда умрем».
Что то уловки — мне и невдомек.

И умер я. И вместе мы опять,

Мы стали неразлучны в этот час.
Лейли с Меджнуном вышли нас встречать,
Готовя угощение для нас.

Та, с кем ты в жизни был соединен,

Любовь не настоящая — она
Любовница, ей чужд любви закон
И к праведным дорога не дана.

Любимую подругой не зови,

Покуда не пройдет страстей туман,
 Она мила, но все ж в ее любви
Притворство есть, уловки и обман. <…>

(Перевод Всеволода Рождественского)

Если в предыдущем стихотворении «Не стало истинно влюбленных» преобладают мотивы воплощения Любви Божественной, то в новом значительны приметы Любви Земной. Таковы приземленные «тело», «накопления», «страстей туман», «притворство», «уловки и обман».

Настало время, когда Шакарим решил на новый срок не переизбираться. Впоследствии объяснял просто: «На следующих выборах я объявил, что отказываюсь от власти, что должность волостного приносит только неприятности, из-за нее я перестал заниматься образованием». (Из воспоминаний Ахата, сына Шакарима.)

Наконец Шакарим, не обремененный обязанностями волостного, дописал давно задуманную поэму «Нартайлак и Айсулу» — первое свое крупное поэтическое произведение. Однако любовная драма на сюжет XVIII века не удалась.

Анонсируя во вступлении основные темы, автор поэмы объявлял, что причиной разлада в семье бывает обыкновенно соперница, что нехорошо заводить любовницу и что самое безнравственное — выдавать девушку замуж без любви за калым в виде скота. В сущности, автор так и не выбрался за рамки этих тем, все события в поэме происходят в пределах двух аулов. Шакариму не удалось подняться до высоких философских обобщений, что было характерно для его последующих поэм. Да и в художественном отношении «Нартайлак и Айсулу» уступает поздним произведениям.

Но многих исследователей смущает дата. Во всех современных изданиях указывается, что поэма «Нартайлак и Айсулу» написана в 1929 году, когда Шакарим достиг поэтических высот. Коли так, полагают критики, мастеру негоже писать слабые вещи. Закончив первый вариант поэмы в январе 1885 года, Шакарим прекрасно понимал, насколько она несовершенна. Ахат приводит такие слова отца: «В творческом отношении поэма «Нартайлак и Айсулу» слабее поэм «Дубровский» и «Лейли и Меджнун». Причина, вероятно, в спешке, с какой она была написана. Но если ее переложить на пьесу, должно получиться интересно».

Короче говоря, Шакарим признавал недостаточно высокий уровень сочинения, но не терял надежды найти применение теме в другом жанре.

В 1929 году в одинокой зимовке Саят-кора в урочище Карабулак Шакарим попытается усовершенствовать раннюю поэму. Но грехи молодости составляют часть человеческой мудрости. Их ни изъять, ни усовершенствовать невозможно. Легче написать новую поэму. Шакарим оставил жить исправленный, но отнюдь не совершенный вариант. Отсюда дата — 1929 год.

В августе 1885 года в возрасте восьмидесяти одного года умер дед Шакарима Кунанбай, последний официальный глава рода Тобыкты. Он давно отошел от дел, принципиально не участвовал в борьбе за власть волостного, считая ее недостойной его заслуг. Оставшиеся годы посвятил молитвам и осмыслению собственных религиозных воззрений и своего миропонимания. В последнее время болел, а потом вовсе не вставал с постели.

Вместе с Кунанбаем ушла целая эпоха. Ушло господство в степи глав родов, деливших на сферы влияния огромное степное пространство. На смену пришла новая административная структура, вынудившая казахов враждовать друг с другом за лучшие выпасы и луга на узком поле волостей. Клановая борьба за должность волостного с полномочиями, что было неведомо прежним главам родов, сулила солидное обогащение местным предводителям. Носители норм предшествующей патриархальной культуры уже не вписывались в новые правила игры. Поэтому уход такой личности как Кунанбай, человека, потерявшего регалии, но не уронившего достоинство в грызне за должности волостных, — это завершение целой главы в казахской истории.