Шакарим

Все к травам тянется, к цветам,
Одна душа другую ждет,
Дана жизнь новым существам,
И в стаде множится приплод.

Весне и солнцу каждый рад,

Дни потеплели — добрый знак.
Уж люди кобылиц доят,

И подрастает молодняк.

И на жайляу идет народ,

Весна согрела людям кровь.
Но сердце мне тоска гнетет,
Ему не разгореться вновь.

(Перевод Всеволода Рождественского)

Это стихотворение вошло в изданный в 1912 году поэтический сборник «Зеркало казахов». Было в нем двадцать семь творений. Стихотворение «Жизнь, полная сожалений» из этого цикла Шакарим завершил таким пояснением: «Горьким языком поведал я об облике народа».

Несколько шире и, как обычно, очень лаконично смысл «Зеркала казахов», глядя в которое, по задумке автора, можно узреть портрет нации, раскрыт в поэме «Жизнь Забытого». Обратив внимание своих соплеменников на «тьму пороков», присущих им, поэт, как титан, сражающийся с морем бед, пытается объяснить, насколько узок круг патриархально-байских интересов общества. Мир переживаний Шакарима, живущего интересами народа, далеко не равен реально окружающей действительности. Тем не менее, думая о своей судьбе, он размышляет об отрицательных полюсах национального характера:

…И казахам так сказал:

«Нет, не люди вы, а звери!

Вашим знаньям я не верю.
Видно, зависть и безверье
Вас ведут, да все вразброд.

Выслушать меня ленились

И на партии делились.

А не вы ли так глумились,
Что безграмотен народ?»

«Обличительный» массив составили восемнадцать стихотворений. В том числе басни: «Перекрашенный сурок», «Птаха и перепелка», «Премудрый воробей», «Волк, лиса и перепелка», «Зрелый и неспелый». Кажущиеся на первый взгляд совсем уж простыми, басни народу нравились. Забавные истории настолько ладно скреплены краткими и точными афоризмами, что задолго до появления в печати в 1912 году басни изустно распространялись среди народа.

Например, в «Перекрашенном сурке» некий безымянный сурок, скрываясь от погони, попал в ведро с краской. Вернувшись к норе, он исследовал новый свой облик и решил: «Видать, зверь я богонравный, коль на меня сошла божья благодать». Объявив сородичам-суркам, что он не иначе как красавец павлин, потребовал от них подчинения и почестей. Однако старый сурок заметил, что павлин должен уметь петь и летать. Как ни старался перекрашенный сурок петь, ничего не получалось. Решил перелететь через бурную речку — не удалось:

Напрасно хвастал краской — зачем болтал?
Летать хотел, как птица, — Бог наказал.
На берег дальний прыгнул — не дотянул,
Он в речку бултыхнулся и утонул.

Как полагается по жанру, басню завершает мораль:

Над сурком, друзья, не насмехайтесь,
Но урок запомнить постарайтесь.
Много ведь казахов верят в сказку,
 Счастьем полагая новую окраску.

Невежество сородичей, чванливость, спесь, хвастливость, зависть, скупость и лесть — все это как осознание силы зла, с чем необходимо бороться, задевали за живое кого-то больше, кого-то меньше.

Но особенно Шакарим был непримирим с нежеланием (а возможно, неумением) масс обретать знания и приобщаться к культурным ценностям других народов. Потому старался задеть самолюбие казахов, как он говорил, «до зуда в теле».

Эта напряженная ситуация просматривается в других «обличительных» стихах: «Бай и гость», «Прохвосты», «Люди партии», «Богач и бедняк», «Приращение скотом», «Наставления», «Модники», «Разозленные», «Пристрастие», «Лентяй», «Подшучивающий озорник», «Напишу стихи — оцени размер», «Дай критиковать себя».

Даже по названиям видно, что Шакарим, как и Абай, продолжил бичевать укоренившиеся пороки, едко высмеивая глупость волостных, лицемерие мулл, алчность баев, пристрастие сородичей к неправедному богатству. Он гневно клеймил тех, кто с помощью интриг стремился захватить власть, не гнушаясь ничем ради должности, карьеры, выгоды и наживы. Словом, отразил, как в зеркале, полный набор известных пороков типично неустойчивого общества.