Шахтер и канарейка (СИ)

Бофур смотрел ей вслед. Махал знает, что это было тогда, на том празднике уйму лет назад, но, выходит, не то, что он думал. Будь он богат или из высокого рода, он понял бы ее - с него тогда было б, что взять, было бы, для чего дни напролет проводить с ним вместе и притворяться, держа его при себе. Но он был пустопородный работяга, без денег, без власти - что тогда было ей нужно, раз не сам он?

Что, что, что - слово это сухо билось острым клювом в его голову всю ночь, и поутру, в привычной рудничной полутьме он вторил ему ударами своей кирки, и не верилось больше, что не весь мир так же душен и черен, как угольный мрак вокруг в пятнах масляно-желтого фонарного света. Он придумывал истории свои и сказки, потому что когда черно вокруг, уж очень хочется другого цвета, и он развлекал себя и других, кому охота была слушать, цветными своими выдумками, напоминал себе о том, другом мире наверху, а теперь вымысел его предал. Это было последнее, что Бофур успел подумать, когда пол под ногами тряхнуло резкой судорогой, горы вокруг зашептали заполошно шорохом и треском, и тьма впереди лопнула и бросилась на него свирепой тучей осколков.

Он смутно помнил, что было дальше: все качалось и кружилось и свет страшно бил в глаза, запахи железа и огненной воды как ножом резали ободранные каменной пылью нос и горло, и болело все тело, так, что непонятно было даже, откуда начинается эта боль и что она такое - поломанные кости, или раны какие-нибудь, или в это самое время Ойн и вовсе отрезает ему насмерть разбитые руки-ноги, но даже страх не удерживался в голове, как будто там дыру проломили и все из нее вытекало и исчезало, исчезало…

Когда он открыл глаза, над ним был потолок его комнаты, а рядом обнаружилась родня. Бифур спал, привалившись плечом к стене - видно, долгонько пришлось сидеть вот так - а Бомбур устроился у очага, оттуда на него глядя, и вид у брата был очень значительный, прямо торжественный.

- Она приходила, твоя певица, - сообщил он безо всяких «Как ты себя чувствуешь?» и прочих проявлений родственной любви и заботы. - Прибежала совсем скоро, тебя только-только принесли. Рыдала - ты бы видел как!.. Все они, кто толковым ничем не занят, неженки, пальцем ткни - в обморок хлопнутся! Жив же ты, даже кости, считай, целы, а слез было - два котла и миска. Затихла, только когда я ее водки выпить заставил. И рагу накормил.

Был у братца свой особый кухонный язык, вместо слов в котором выступали яства. Надобно признать, толку от подобных разговоров было побольше, чем от иных сердечных бесед, а уж утешать Бомбур был попросту мастер: любая горесть позабудется, когда отъешься строганиной, супами да пирогами так, что дай Махал не лопнуть. Лекарства же свои он отмерял с по-настоящему аптекарской точностью: чем серьезнее горе, тем серьезнее и средство от нее.

- Рагу? - разодрав спекшиеся губы, повторил Бофур. - Неужто прямо так она горевала?

- Молчал бы, болван, - неожиданно осердился на него Бомбур. - Вот что ты, что сестрица! Ну куда вас черти каменные тащат, на кой вам эти, только терзаться и умеющие?

Единственный женатый из всей их родни, он полагал себя непререкаемым знатоком по части женщин и их чувств, и насчет сестры, о ком не надо все мечтавшей, Бофур с ним обыкновенно соглашался, но сейчас только злость ощутил от этих слов.

- Нужны, стало быть, - глухо ответил он.

Бомбур посмотрел на него, покачал головой, потом вышел из комнаты, а вернувшись, приземлил на одеяло перед ним блюдо с огромным мясным пирогом. “Покойся с миром”, перевел для себя Бофур и усмехнулся. От запаха съестного - дивно вкусного, у Бомбура по-другому не бывало - его замутило. Еда. День за днем работа ради того, чтоб было что на стол поставить…

- Проклятье, - простонал он. - Брат, у меня нет денег, и взять будет неоткуда, пока я валяюсь тут, как…

- Не волнуйся ты о деньгах. Глойн сказал, станет платить всем раненым, пока на ноги не встанут. Да и я, думаешь, трактирщик какой, стану деньги с тебя за постой брать? И вот еще что, - с этими словами Бомбур протянул ему мешочек с золотом. Тяжелый. - Она дала, певица. Прежде, чем уехала. Чтобы ты не возвращался в шахту, даже когда на ноги встанешь.

- Чт… И ты взял?!

- Взял, потому что права она. Хватит грызть уголь, в черноте сидеть! Лорд Торин давно уже собирается возвращать Эребор, и когда он выступит в поход, мы должны пойти с ним.

Бофур не слушал.

- У нее-то откуда такие деньги?

- Почем мне знать. Она ж персона известная, заплатил какой-нибудь богач, чтоб под песенки ее жаркое трескать.

Ответ Бофур получил, когда на другой день, хромая, дошел до чертога Глойна благодарить того за щедрость. И увидел, что дочка его, с неловким энтузиазмом перебирая струны, играет на круглой лютне, расписанной красным и золотым.

Не чувствуя боли в спине и плечах, Бофур ринулся к воротам.

- Тому уже день почти, - ответил страж, - как она уехала. Да таким галопом, как будто за ней лавина с гор шла. Куда не знаю, не докладывалась она. Но от ворот на восход взяла.