Лиза почувствовала насущную необходимость срочно поделиться с кем-нибудь своим сердечным секретом. Самый близкий человек, конечно, мама, но ей о таком не расскажешь. Она будет ругать ее, обзовет легкомысленной. Она говорит, что надо думать о том, чтобы развивать и пестовать свои способности, а не заниматься глупостями. Потому что от рождения она отличается от других детишек, не болезнью, а даром природы, и было бы непростительно не использовать его. А подумать о глупостях еще успеется. А вообще мама в последнее время грустная и сердитая, ей и так нелегко приходится — из последних сил выбивается, чтобы и ей, Лизе, в том числе, было хорошо, а тут еще она со своими проблемами. А Лиза так мечтала, чтобы мама хоть иногда на минуточку стала не такой серьезной, а превратилась бы в смешливую девчонку. Но это так, только мечты…
Получается, что Лизе сейчас некому довериться.
Друзья-то у нее есть, но что за друзья — такие же отличники, как и она. Что они понимают в любовных делах?
Ее кто-то толкнул в плечо. Она обернулась и увидела улыбающееся лицо Марины.
— У тебя есть домашнее задание по русскому? — заговорщицким тоном поинтересовалась она.
Лиза кивнула.
— Дашь списать?
— Дам. Но мне нужно с тобой посоветоваться.
— Ладно, вот когда перепишу…
Хотя… Почему бы нет? Лиза украдкой взглянула на часики, подаренные мамой, — циферблат в виде мишки, на плетеном ремешке с мордочками из мультфильмов. Еще десять минут до конца урока. Маринка, конечно, немного зазнается, но она вроде девчонка ничего. Лизе было немного стыдно рассказывать о своих чувствах постороннему человеку, и она не решилась бы, если бы та сама не попросила дать списать. Кроме того, она потребует с нее страшное обещание молчать и не выдавать тайну, так что за секретность можно быть спокойной.
На перемене они отправились в туалет, где Маринка старательно, высунув язык, списывала упражнение из тетради Лизы. А та, запинаясь и нервничая, сбивчиво говорила:
— Мне нужно тебе кое о чем рассказать. Мне нравится в нашем классе один человек.
Марина оценивающе и первый раз с неподдельным интересом взглянула на Лизу, потом хмыкнула.
— Это кто же?
— А ты обещаешь молчать? Только никому не говори ни в коем случае, он не должен знать.
Марина сделала страшные глаза:
— Конечно, не скажу, ты что, я же не предательница. Погоди, погоди… Это Петька, что ли? Посидели вместе один урок, а теперь ты и влюбилась, Овсянникова?
Лиза кивнула:
— Нет, это не совсем то. Просто он замечательный человек, мне так кажется, понимаешь?
— Угу, — хихикнула Марина.
— Я хочу сыграть ему на празднике на фортепиано.
— Только у тебя нет никаких шансов, — скептически заметила Маринка, — это я ему нравлюсь. — Она оглядела Лизу с головы до ног: — Да ты себя видела вообще? Держи свой русский, — и, презрительно швырнув тетрадку владелице, гордо удалилась.
И началось. Лиза проходила по коридору и слышала шушуканье за спиной: Марина со своими бойкими подружками перемывала ей косточки. Однажды, когда она шла из школы домой, кто-то из стайки этих девчонок крикнул:
— Овсянникова влюбилась в Лукина!
Лиза обернулась и увидела, как Марина поспешно отвела взгляд.
Самое страшное, что об этом, похоже, постепенно узнали все, в том числе и сам Петя.
Как-то он крикнул ей на перемене:
— Крокодил в очках влюбился!
Она смотрела на него и не узнавала: разве это тот самый мальчик, который так мило шутил и болтал с ней тогда? А теперь он смеется уже над ней, рот его кривится в злой ухмылке.
Она убежала в туалет и там долго плакала, закрыв лицо руками.
Часть вторая
Москва, июнь 1994-го
Дома у тети Наташи новость восприняли неоднозначно.
— Я к Арсению переезжаю, — краснея, объявила Мила.
Тетя Наташа поджала губы:
— Ну что ж, твой выбор. Что-то быстро ты начала шляться-то. Всего без году неделя в Москве. Мать-то знает?
— Мы поженимся, — глядя в пол, ответила Мила.
Тетя Наташа долго молчала, потом наконец произнесла:
— Ну и то ладно. Отхватила себе жениха, хвалю.
В тот же вечер Мила собрала вещи и перевезла их к Арсению.
Перед этим она зашла попрощаться к Люсе. Та со времени ухода в армию Антона даже немного изменилась, стала больше читать и сидеть дома. Впрочем, полагала Мила, это ненадолго.
— Ну вот, хорошо, ближе будешь. Завидую я тебе, Милка, сама на два года без мужика осталась. Ты там со своим Арсением осторожнее… Не думай, что я со зла, просто человек он непростой… — сказала она с грустной улыбкой.
— Да я знаю, — ответила Мила. Сестры обнялись, и девушка спустилась во двор, где ее ждало такси.
Они ехали почти через весь город. Арсений сидел на переднем сиденье рядом с таксистом и деловито обсуждал способы начисления тарифов и всякие уловки, позволяющие их увеличить, а Мила смотрела сквозь стекло на улицу. Шел сильный дождь, улицы и очертания домов причудливо расплывались и казались фоном к какому-то загадочному, чуть грустному фильму.