Шаль

Мила сидела на кровати и лихорадочно потирала руки. Этот жест стал у нее признаком взвинченности и нервозности. А нервничать приходилось все больше и больше: в их семейной жизни далеко не все было гладко. Они с Арсением никак не могли наладить свою, как пишут в медицинских журналах, «интимную жизнь». У него нередко ничего не получалось, он злился и обвинял во всем Милу. Начались ссоры, скандалы. Арсений был не из тех, кто ищет причины неудач в себе. Досаду и раздражение он тут же обрушивал на жену. Она не понимала, в чем ее вина. Арсений избегал откровенного разговора, но как-то между делом предложил ей посетить доктора. Его волновало, что она не может забеременеть, несмотря на все усилия. Результаты обследования оказались неожиданными — со здоровьем у Милы все было в порядке, она готова к тому, чтобы вынашивать и рожать детей. После этого муж замкнулся в себе еще больше. И все чаще и чаще начинал изнуряющий и тяжелый для Милы разговор.

Сейчас он сидел, ссутулившись, на противоположном конце кровати и говорил тихим голосом, но было видно, что он на взводе и сдерживается из последних сил.

— Мила, ты знаешь, что семья без детей — не семья? Меня так учили, и я так воспитан.

— Ну, хорошо, давай я схожу к другому врачу. Может быть, мне неправильно поставили диагноз, точнее, не нашли болезнь. Или, может, сходишь ты?

— Я? Я-то тут при чем? — мгновенно взвился Арсений, вскочил и принялся быстро ходить по комнате, как загнанный зверь. — Пойми, у нас времени нет.

— Что значит — времени нет? — удивленно подняла брови девушка. — Я тебя не понимаю. Мы же, в конце концов, не на пожар спешим. Жизнь вся впереди.

Он остановился, задумчиво глянул на нее и прошептал:

— У нас ничего не получается… Может быть, я ошибался в тебе? И ты не та, кто мне нужен…

Мила уронила голову на руки и закрыла глаза. Зачем он так? За что бросает мимоходом такие жестокие, ранящие слова, которые не забываются потом никогда? В чем она провинилась?

Она сидела так довольно долго, потом взяла себя в руки и, уняв бушевавший внутри пожар, спокойно спросила:

— Ну, может, нам стоит подождать? А то мы торопимся, спешим, суетимся — вот ничего и не получается. Знаешь, так всегда бывает, когда чего-то очень хочешь… Люська мне говорила, что, может быть, виноват психологический барьер ожидания.

— Ждать чего? Какой еще барьер? Мила, это не так сложно — взять и зачать ребенка, и не надо тут городить неизвестно что! — он закричал и в ярости ударил кулаком по шкафу. — У нас все лето и половина осени ушли на это! Но почему-то не получается. Надо как-то менять ситуацию.

— И что мы будем делать? — спросила помертвевшая Мила.

— Я принял решение, — холодным тоном сказал Арсений, — я хочу взять ребенка в детдоме.

— Что? В детдоме? — эхом повторила ошарашенная Мила. — Как это? Почему?

— Потому что, — он посмотрел на нее в упор, и в его глазах она неожиданно увидела ненависть, — ты думаешь, что проблема во мне? А если и так, то что? Или ты свалить от меня от такого хочешь?

— Нет, Арсений, не хочу, — тихо, но твердо ответила девушка.

— Тогда давай возьмем ребенка. — Настроение его менялось каждую секунду, теперь он смотрел на нее умоляюще, и ей вдруг стало его жалко.

— Я подумаю, — покачала она головой.

— Милка, ты правда подумай. Подумай, — он вдруг схватил ее за руку, привлек к себе, обнял и рассмеялся, глаза его загорелись, — как было бы здорово: ты, я и малыш. Мы даже сделаем благородное дело, не побоюсь этого слова.

Мила сидела как оглушенная, еще не до конца понимая, о чем он говорит.

— Если ты согласишься, то я все устрою, у меня есть знакомые в этой сфере. И дядя мой обещал помочь, он, если скажет, они все быстро сделают. Я, собственно, уже обо всем договорился.

— Получается, ты все решил за нас двоих?

— Ну, Милка, не говори ерунды. Конечно, меня интересует твое мнение… Я просто не могу представить, чтобы ты хотела расстаться со мной, нам ведь так хорошо вместе…

— Я в последнее время уже начала сомневаться в этом… Но тогда получается, нам надо поехать, посмотреть ребенка…

— Не надо. Нам сообщат, когда все оформят.

— Подожди, но нужно же приглядеться, узнать его, прежде чем брать домой. А если он нам не подойдет, ну, по характеру…

— Вот о чем бабы думают! — вдруг неприятно оскалился Арсений. — Ты уже и губу раскатала, так тебе и выдадут самого красивого и симпатичного. Это или взятку надо давать, или ждать в очереди годами… Еще тебя проверять будут — способна или нет растить ребенка, благонадежная или нет… А у меня знакомый есть, он говорил, сейчас как раз часто девочек подходящего возраста отдают в детдома.

— Что значит подходящего?

— Ну, мы возьмем новорожденную и никому не будем говорить, что она не наша дочь. Скажем всем, что ты была уже беременна до свадьбы. Пусть все считают, что она наша.

— Но почему? Почему?

— Потому, — он сжал кулаки, — потому у нас так вот все — по-дурацки. Я не хочу, чтобы на нашу семью позор лег, чтобы потом на девочку и на нас, кстати, пальцем показывали.

— А как же наши родители? Что мы им скажем?