Шалопаи

Прошёл месяц. Несмотря на подстёгивающие запросы народного депутата Борейко, на тревожные письма руководству страны из «Московских новостей» – о пропаже репортёра Поплагуева, несмотря на упёртость и нежелание смириться с гибелью друга самого Клыша, розыск в конце концов зашёл в тупик.

Клыш возвратился в город, и вскоре в разговорах между собой Данька и Оська как-то незаметно стали упоминать Альку в прошедшем времени. Надежда угасла.

Светка по-своему пыталась утешить друзей.

– Может, там, на небе, ему ещё и лучше, чем с вами, дураками.

Но даже незлобливый Оська хмурился:

– Чур тебя!.. Бывают же чудеса.

С исчезновением Альки будто часть души вырвало у оставшихся.

Оська забывался в работе – не работать не мог. Данька впал в прострацию. Ему казалось, что он не сделал всего для спасения товарища. И простить себе этого не мог.

Хайнань 2022 (вставка № 2)

«Как жаль, что нет у прошлого дверей —

Так хочется, порой, в него вернуться.

Вещей забытых пальцами коснуться

Увидеть вновь живущими людей.

Тех, кто в душе твоей оставил след,

Тех, кто погас и вспыхнул в небосводе…»

И. Лисовская

Будете смеяться, но я тону. Выросший на Волге, ею вскормленный, тону в тишайшей, в лёгких морщинках водице. Расскажи пацанам – засмеют. Впрочем, некому уж рассказывать. Нет, но кроме шуток. Силы иссякают. А берег не приближается. Решил бы, что это кошмар, что случаются во сне. Но именно бессонница подняла меня ни свет ни заря и погнала на пустынный сумеречный пляж. И главное, – всё как обычно. Нырнул. Отплыл подальше, лёг на спину и принялся декламировать стихи. Особая сладость в звуках стихов под плеск прибоя, когда никого нет поблизости. Минут через десять показалось, что плеск волны у берега будто притух. Я приподнял голову. В самом деле, береговая полоса отдалилась метров на сто. Ничего не поняв, перевернулся и неспешным кролем поплыл к пляжу. Вода легко перекатывалась через плечи, ничто не стесняло движений. Но когда спустя время вскинул голову, то обнаружил себя на том же месте. Удивлённый, резко добавил усилий. Берег, слава богу, начал приближаться. Но стоило, подуставшему, перевернуться на спину, вскоре вновь обнаружил себя на прежнем месте – метров за триста от пляжа. Будто невидимый жгут оттягивает от спасительного берега. Испуганный, принялся интенсивно молотить волну. Но тщетно. Самое большее, что удавалось, – удерживаться вблизи, не давая волне снести меня в открытое море. Силы меж тем начали иссякать. Отчаявшийся, готов был на позор: позвать на помощь. Но и позвать некого. Пляж по-прежнему оставался безлюден, катера спасателей ещё не появились.

И от того, что не мог понять причины происходящего, стало по-настоящему страшно. В панике даже хлебнул воды, – верный признак, что силы оставляют пловца.

Потихоньку рассвело. В отчаянии вновь перевернулся на спину, отдаваясь на волю невидимого течения и судьбы. И тут поблизости расслышал плеск рассекаемой волны. Из лёгкого тумана, со стороны открытого моря, в каких-то тридцати – сорока метрах от меня выплыла пловчиха. Должно быть, она заплыла на километр-другой, и теперь, наплававшись, возвращалась к берегу. Но – возвращалась! Я неистово молотил руками и ногами по упрямой волне, выбиваясь из сил, а она – хрупкая, узкоплечая – в каких-то нескольких десятках метров правее, с каждым взмахом, без усилия, приближалась к берегу. Это было невероятно.

Пловчиха меж тем скосилась на меня, бестолково сопротивляющегося отливу, и, всё поняв, махнула, приглашая занять место за собой.

Охотно послушавшись, я принял вправо, и – о чудо! – отлив вдруг сменился приливом и сам повлёк меня к берегу. Пловчиха ещё пару раз оглянулась. Я, воодушевлённый, показал большой палец. Убедившись, что старикан пришел в себя, она резко добавила в движении. Когда я дотянул до берега, спасительницы моей там уж не было. На пляж я выбрался на четвереньках, совершенно обессиленный, и ещё с пятнадцать минут вылёживался на влажном утреннем песке. Вернулся в отель. Налил виски.

– Где же вы, друзья? Почему бросили меня одного?

Всё чаще думаю: долголетие – награда или кара? Разъедают недуги. В организме всё больше протечек. И кишечник – будто прогнивший водопровод с проржавелой канализационной трубой. И член уж не столько восклицает: «Вот я каков!», сколько уныло вопрошает: «Доколе?» И истрёпанное сердце вдруг замирает, заставляя обмирать тебя самого.

Вышел на лоджию, навалился на парапет.

– Ё! – жи-ик! – истошно кричу я.

– Что ж ты блажишь Тарзаном ни свет ни заря? – донесся из глубин номера голос жены. – Уж и утренние купания не помогают. Запропали давно твои ёжики. Смирись! Попробуй ещё раз уснуть! Может, получится?