Шамбала

Мы смотрим друг на друга, и я чувствую, что он единственный, кто меня понимает. Он капитан, он комитетник, злейший мой враг и тот, кого я, по неясным причинам, буду ненавидеть всю жизнь, – но он единственный, кто не смотрит на меня свысока, кто, кажется, разделяет каждое мое слово, тот, в чьем взгляде есть тот луч заботы, подобный тому, что он только что впустил в комнату. Я смотрю на него, и осознаю, какое испытываю безразличие к собственному положению, измучившим душу страхам, тому, что он видит меня такой – пугливой, слабой, беспомощной. Стыдно ли? Без сомнения. Я закрываю глаза и отворачиваю голову к стене. Беззвучно пожирали слезы.

Слышу его шаги, он проходит сквозь комнату, садится рядом – плечо к плечу – громко выдыхает, откидывая голову. Зудят глаза, и пелена слез все еще застилает видимость. Ломит все тело. Начинаю осознавать, что во сне больно ударилась о стену, не то сорвавшись с места, не то падая, не то ища то, чего у меня никогда не было. До чего ж паршиво!

– Уходи, – прохрипела.

– Ты не обязана проходить через это в одиночку.

– А ты не обязан быть мне психологом, – я сглотнула ком слез.

Я чувствовала на себе его взгляд, некий внутренний его призыв стать тем, кто способен помочь. Почему он так добр? Почему я не могу потупиться призрачной гордостью и просто принять это тепло? Ведь оно так мне необходимо, так жизненно необходимо… Все мы в конечном итоге осознаем себя людьми – столь простыми, будто Господь никогда и не создавал великих.

Слишком долго мы просидели в молчании. Минуты – или часы – кто их разберет? – отсчитывали свои круги, приближая нас к страшащей развязке. Он откинул голову, ни на секунду не сомкнув глаз, и умиротворенно дышал. От рубашки все еще исходил аромат одеколона, будоражащего мое восприятие окружающего. Больше не уснуть – все, что возможно, это закрыть глаза, прижаться лицом к стене, обхватив себя слабыми руками, и знать, что рядом сидит кто-то живой. Кто-то сильнее тебя. Быть может, на самом деле, только этого и достаточно?

– Пожалуйста, вернись в постель, – произнес он спустя долгое время.

– Зачем ты делаешь все это? – не раскрывая глаз, протянула я.

– Думай о том, что страдает дело. Тебя учили этому.

Я горько усмехнулась.

– Правое дело превыше всего… – и даже разочарование мелькнуло в тембре голоса. – Ты сам в это не веришь… Уже не веришь… Или никогда не верил? Ха… хотела бы я знать твои истинные мотивы.

– Хотя бы четыре часа, – будто уговаривал он.

Чувствовала я себя прескверно; но, благо, прекратилась дрожь, и затаился страх, ослабив мертвую хватку. Конечно, он всегда прав, почти как Герд; надо немного поспать.

Безуспешно попытавшись подняться, с трудом размяла затекшие конечности, едва не упав. Эйф все время рядом – вертится, как собака, но ни на долю не верю в его доброту. Легла в постель, с блаженством вытянула ноги, зарылась в подушку.

– Как давно начались кошмары?

– Не помню. Не помню, когда в последний раз спала, – перевернулась на живот, заложила одну руку под подушку, наслаждаясь ее небесной мягкостью. – Чего бы тебе ни наобещал Герд, я всего лишь человек.

Он не предложил остаться; было бы сущей банальностью ожидать от него этого. Он знал, что мне это будет неприятно. Мою сущность уже не под силу кому-то изменить. Несмотря на все противоречия, таилось в той ночи нечто интимное – что-то гораздо более сакральное и глубокое, чем тьма, поглотившая двух страстных любовников. Произошла некая странность: бессильная дремота в одну секунду завладел разумом, верно превращаясь в размеренный сон. На задворках сознания только диву давалась, что являлось тому причиной. Однако напрасно я соблазнилась подобным чудом: спустя некоторый срок кошмары возобновились.

81

Страх. Жажда. Бессилие. Бессмысленность. Пустота. Снова страх.

Цепочка, ведущая к саморазрушению. Какое безумие: страдать от того, что не в силах изменить.

Чьи-то сильные руки обхватили меня со столь непривычным уютом, что сердце постепенно перестало колотиться, и я громко выдохнула, прижимаясь к этим рукам. Кто же это? Только во сне так обнимала Кара… или Киану… или кто-то, кого я почти никогда не знала – мама и папа.

Тело вздрогнуло.

Это действительно был сон. Страшный кошмар, преследующий теперь каждую ночь вдали от дома и всего того, что когда-то знала.

Я дернулась, но тут же услышала настойчивое:

– Шшш…

И эти руки. Эти сильные, необыкновенные руки, в чьей власти изменить все – весь мир, и даже больше.

Я не готова сопротивляться, кричать или бунтовать. Понимаю, что в этом нет смысла. Его помощь – то, в чем я нуждалась, как в воздухе. В конце концов, пусть содействие приходит с неожиданной стороны, она существенна для реализации амбициозных планов Герда.

– Не знал, что во сне можно себя убить.

– Что?

– Ты ходила, и падала, и билась… Но не кричала. Лучше бы кричала, как все люди.

– Ты знал, что мне поручат две головы?

– Да. Об этом сообщил Герд.

– Ну конечно… – тихо возмутилась.

В коридорах наверху тишину прорезали тяжелые, шумные шаги; сыпалась из женских уст ругань.