Шамбала

– Прекрати сеять панику, Тата, – по-прежнему спокойно, не теряя лица, отзывался Эйф. – в конце концов, бывало много хуже. Я буду отслеживать свой квадрат, машину спрячем хорошенько. Сделаем дело и разбежимся по углам. Среди нас все люди подготовленные. Никто не говорил, что будет просто, – он еще недолго был погружен в собственные мысли, затем встал. – Собрание окончено. Ксан, нужно переговорить с Натаниэлем.

Они быстро покинули комнату, оставив после себя шлейф диковинной неопределенности. Пока я выпутывалась из подола платья, чтобы нагнать их, Тата неожиданно резко протянул мне маленький лист бумаги, сложенный в несколько раз.

– Что это?

– От Киану. я вам не почтовый голубь мира, но очень уж сильно он просил об этом.

Первая мысль: как это не похоже на Киану. Раскрыла лист. Почерк его: кривой, крупный, угловатый. В смысл не вдавалась.

– Откуда мне знать, что это не подделка? – Тата сверлила меня холодными глазами, сложив руки на груди. – И что вы не сговорились с капитаном сдать меня правительству?

– Не корчи из себя идиотку, Кая. Его брат в тюрьме Комитета. Тебе этого не достаточно?

Я умолкла, растерявшись.

–А теперь он сам впутался в такое дерьмо, что уже не разбирает, где опасность, а где нет. И эта девчонка Кара… Ты думаешь, я не знаю, что это ты его попросила? Заманчиво было бы после этого сдать тебя правительству.

Она вышла из кабинета, наверняка радуясь, в какой ступор сумела ввести очередную нежелательную напарницу. Разумеется, я многого не знала, и, стало быть, не учитывала межличностные отношения этих двух странных людей – Таты и Шимана, а, значит, одним своим присутствием сумела вызвать ее пока еще необоснованный гнев. Быстрей, быстрей бы покончить с этим делом и позабыть, как самый страшный кошмар. Если бы только можно было стереть себе память, я бы пожелала забыть каждую минуту своей жизни, защиту Киану, приказы Герда, лицо Эйфа и его всевидящие глаза.

80

Комната, предназначенная мне, слишком роскошна, чтобы существовать даже в воспоминаниях. Свобода пространства, изысканная мебель, странные картины, функциональные предметы быта – все кажется необыкновенным, сущим плодом фантазии. Но даже поразительно высоким потолкам и безгранично мягкой постели, сошедших со страниц модных каталогов, не удается склонить измученное тело ко сну. Мысли горят, в глазах мелькают блики – и нет спасения от роя мыслей.

Освободила слишком пышные волосы из заколки, позволяя им рассыпаться по плечам, спине. Облегченно вздохнула. До чего приятно не быть скованным этими условностями женской красоты.

Внутри пылает неясный гнев. Ни одна минута вечера не прошла спокойно: каждая идея возвращалась к Киану, Натаниэлю, Руни, Герду, Каре – даже Орли. Они канули в небытие, как растворяется диспергатор в воздухе – и ни разу не дали о себе знать. Случайность или продуманный план? Слишком хорошо изучив Герда, я склонялась к последнему. Но какие цели он преследует теперь, отделив меня от союзников, предоставляя полную свободу действий? Это ли есть истинный план? Операция представляла слишком большую опасность, чтобы игнорировать происходящее.

В какую-то мимолетную секунду поняла, что ужасно боюсь. Так называемый «выход в свет» подтверждал мое полностью заявленное участие в операции; и то, что происходило несколько часов назад – точка невозврата. На финишной прямой у тебя нет права на ошибку. Страх до того сковал мое жалкое существо, что я начала задыхаться, только не могла пошевелиться. Меня объяли каменные цепи, но я сопротивлялась. Они давили, врезались в горло; они шипели, как потревоженный выводок змей, нашептывая на ухо свои проклятия. Перекрыли кислород. Еще секунда – и задохнусь. Темнота над головой все сгущалась – и тут я закричала.

Проснулась.

В мягкой, прохладной тьме, щеки касается стена. Я в углу. Меня трясет. Холодный пот пробил каждую клетку тела. Я вся сжата в комок, – нет сил расправить плечи, встать, пройти к постели. Как я тут очутилась? Ведь отчетливо помню, как цинковая голова касалась не в меру мягкой подушки…

Нещадно распахнулась дверь, впуская в комнату широкий луч слабого света. Мы глубоко под землей, никто не станет тревожить наших страхов. Это Эйф. Он не включал лампы, только собственные глаза сверкают во тьме. Какой же он сейчас земной, пусть и в рубашке и брюках, которые до сих пор не сменил. Пытался ли он вообще отдыхать? Он устал, и эта очевидная изможденность читается во всем его лице, нарочито расслабленных движениях.

Беспокойно колотится сердце, и меня все еще трясет. Дергаются руки, ноги, пальцы, плечи. Я вся – сплошной нерв. Не могу с этим справиться. У меня просто нет сил.