Шамиль

— Дагестанскую милицию знаешь? — спросил он пристава.

— Знаю.

— Вот это абреки… А знаешь, что ваши штрафные горцы бегали от вас и являлись ко мне?

— Знаю.

— Вот это тоже абреки. Больше нет.

«Невзирая на краткость объяснения. — отмечает пристав, — оно довольно понятно».

А. И. Руновский ни разу не отмахнулся от просьб имама и членов его семьи, но очень часто, в нарушение инструкции, делал разного рода исключения. По его указанию единственный орган в Калуге из дома коменданта города Еропкина доставили Шамилю. А. И.Руновский показывал Шамилю достопримечательности Калуги и окрестностей, служил гидом на заводах и фабриках, куда возил дагестанца и его сыновей. На лето вывозил семью имама на дачу, стараясь и там быть во всем полезным. Шамиль проникся таким доверием к русскому, что посвящал его в святая святых своего дома.

12 апреля 1860 года в день уразы–байрама Аполлон Иванович был приглашен на домашнее богослужение. В 6 часов утра в кунацкой собрались все мужчины семьи имама. Здесь же присутствовали три казанских татарина, привезших в Калугу свои товары, ссыльные горцы и несколько солдат–мусульман, несших службу в местном гарнизоне. Как молились гори я, А. И.Руновский видел и раньше, но моление Шамиля — впервые.

Иногда между сыновьями и зятьями имама происходили ссоры. И в них «громоотводом» являлся пристав. В частности, он помирил Мухаммеда–шеффи с Абдурахманом. Сколько раз пристав своей чуткостью предупреждал ссоры в семье имама. Хотя при доме имелись специальные переводчики, но Шамиль и Руновский нередко обходились и без них.

12 ноября 1861 года русского офицера, как человека одаренного, перевели в Тифлис для особых поручений при главнокомандующем армией князе А. И. Барятинском. Расставание было грустным. После службы у Шамиля Руновский занимал разные должности, в их числе должность помощника военного губернатора Сырдарьинской области. Аполлон Иванович пережил Шамиля и скончался 28 апреля 1874 года. А. И.Руновского в качестве пристава сменил Павел Гиллярович Пржецлавский. Родился он в 1821 году в Гродненской губернии. По национальности поляк, дворянин. Службу в армии начал 17–ти лет. В 1852 году попал в 1–й Дагестанский конно–иррегулярный полк в качестве адъютанта. Здесь оказался полезен, так как хорошо владел кумыкским языком. В 1858 году его назначили помощником шамхала Тарковского, затем Дербентским уездным начальником. Перед. тем, как стать приставом Шамиля, П. Г.Пржецлавский занимал должность начальника Среднего Дагестана.

1 апреля 1862 года П. Г. Пржецлавский прибыл в Калугу и приступил к исполнению обязанностей пристава Шамиля (и оставался им до конца 1865 года). В противоположность Д. Н. Богуславскому и А. И. Руновскому, Пржецлавский не произвел на Шамиля благоприятного впечатления. Имаму нетрудно было заметить, что новый опекун питает плохо скрываемую ненависть к жителям Кавказа вообще и к горцам Дагестана в частности.

Пржецлавский все годы, что прожил у Шамиля, как и Руновский, вел дневники. Они были изданы в «Русской старине» в 1877 году, и, как сообщает редакция в предисловии, «под пером рассказчика некогда грозный имам Чечни и Дагестана являлся довольно сварливым и слабым старичком». И действительно, Шамиль из дневников нового пристава предстает совсем иным человеком, чем из описаний Богуславского и Руновского. Может, здесь сказывалось то, что Пржецлавский 6 лет прослужил в 1–м Дагестанском конном полку, состоящем сплошь из противников Шамиля. Но будет справедливо, если мы, как и двум первым, дадим слово и третьему приставу имама.

«Кази–Магомед, старший сын Шамиля, — читаем мы в его дневнике, — отъявленный фанатик, искусно маскирующийся в общении с русскими, но для меня понятный. Абдурахман — зять Шамиля., фанатик в душе и хитер до наглости. Зайдет — фанатичка, жадна на деньги и хитра до утонченности… Чай, — сообщает Пржецлавский, — пьет такой жиденький, что сквозь него можно смотреть не только на Кронштадт, но и на Кавказ — на самый Дарго–Ведено».

Шамиль, по Пржецлавскому, не только скуп, но и бессердечен. Вот, к примеру, случай, описанный им: при возвращении из Говардово, куда горцы ездили смотреть писчебумажную фабрику, пристяжная лошадь ударила нового ямщика. Ямщик скончался. К Шамилю пришли дети и жена умершего. На их просьбу дать милостыню имам будто бы сказал: «А мне до них какое дело!» «Прислуга в доме Шамиля из крестьян, — отмечает Пржецлавский. — Она меняется часто. Я подозреваю, что это делается из экономии и спекуляции. Старый кучер увольняется, и покуда приищется новый, проходит 5–10 дней, за лошадьми кто‑то присмотрит, а между тем 2–3 рубля остались в кармане».

«Вообще Шамиль не умеет поддерживать кабинетного разговора, — глубокомысленно сообщает автор дневника, — Кази–Магомед и Абдурахман на аварском наречии подсказывают ему, что сказать или что отвечать гостю».