Шампанское по воскресеньям

Сунув в карман куртки диктофон, я прошёл по дорожке к крыльцу, отметив про себя отсутствие глазка в двери и видеокамер наружного наблюдения. На мой звонок дверь открыла дама восточного типа и неопределённого возраста, с ярким макияжем и крупными формами. На ней были джинсы и белая блузка. Блузка её сильно теснила: сцепленные друг с другом многочисленные перламутровые пуговки и петельки с трудом сдерживали напор рвущейся наружу плоти.

– Привет! Вы разве бывали у нас раньше? – спросила она, бесцеремонно разглядывая меня; я её понимал, было что разглядывать.

– Здравствуйте! – поздоровался я с весёлой улыбкой в благодарность за её восхищённый взгляд. – Мне нужна Юлия. И Виталий.

Дама не успела ответить: на лестнице, ведущей на второй этаж, послышались торопливые шаги.

– Раиса Камильевна, это ко мне! – кричала Юлия, поспешно спускаясь вниз.

Дама отошла в сторону, уступая Юлии место, стрельнула в меня на прощание влажными карими глазами и исчезла в полутёмном проёме коридора.

– А мы обрадовались, что вы не приедете, – не глядя на меня, сказала Юлия.

Это был упрёк за моё опоздание и откровенное бравирование абсолютным ко мне неуважением.

– Идите за мной, – приказала она.

Проведя меня в комнату, похожую на третьесортный гостиничный номер, она пообещала вскоре вернуться. Неожиданно образовавшаяся пауза оказалась как нельзя кстати. Я без задержки прошёл к окну, отдёрнул штору, открыл настежь створку и перегнулся через подоконник наружу. Окна первого этажа располагались довольно низко, в них при желании можно было заглянуть и увидеть происходящее внутри дома. Снег под окном был утоптан, вдоль стены дома в сторону входной двери тянулась узкая дорожка следов. Я обратил внимание на расположение окон, когда парковал машину, и теперь исподволь примерял на Виталика роль убийцы, представляя себе, как он незаметно вылезает из окна, идёт к машине и в ночи устремляется в посёлок «Грибное». Это были явно преждевременные подозрения, я пока даже не знал, где эта парочка провела ночь убийства. Если в этом доме, то в этой ли комнате на первом этаже?

Я включил диктофон, осторожно положил его на косой отлив за поперечину оконной рамы, прикрыл окно, оставив приличную щёлку, и задёрнул штору. После сел на стул у окна и стал ждать.

Они появились не сразу. Виталик оказался крупным молодым человеком примерно моего возраста и роста. На нём были джинсы с прорехами и светлая сорочка навыпуск. Сорочку распирало приличное брюшко, из манжет сорочки торчали блестящие запонки. Он показался мне грузным и рыхлым; это впечатление усиливалось благодаря его помятой физиономии и одутловатым не по возрасту щекам.

Не ответив на моё приветствие, Виталик рухнул в глубокое кресло у двери, закашлялся, вытянул ноги в туфлях из разноцветных кожаных лоскутов и синхронным движением обеих рук отбросил назад съехавшие на лоб длинные волосы. Юлия присела рядом с ним на подлокотник и обняла его за шею. Мне показалось, что они выпившие. Это могло усложнить или наоборот облегчить разговор – как повезёт.

Устроившись в кресле, Виталий уставился на меня надменным взглядом человека богемы. Мне захотелось – для разогрева и лучшего взаимопонимания – дать ему для начала по роже. Но, увы! мои должностные инструкции «битья рож» в мирных ситуациях не предусматривали.

Пробора у Леннона на голове не было, круглых очков тоже. Видимо, свой сценический образ он приберёг для выступлений. На мизинцах музыканта красовались перстни, на толстой шее висели цепочки и какие-то разноцветные шнурки, мочку уха оттягивала массивная серьга. Я смотрел на его потрёпанное лицо и гадал: какие ещё пороки помимо пьянства одолевают его? курит дурь или колется?

– Так и будешь меня разглядывать? – нарушил тишину развязный высокий голос Виталия.

Я подумал, что такому объёму тела больше подошёл бы глухой рокочущий бас.

– Извините, растерялся, – закосил я и решил, что ни минуты не буду церемониться с этой наглой парочкой. – Первый раз вижу настоящего музыканта так близко.

На лице Виталика не дрогнул ни один мускул, он по-прежнему смотрел на меня как солдат на вошь. У меня появилось непреодолимое желание чем-нибудь его расстроить.

– Вы, я думаю, в курсе, – начал я, глядя в застывшие глаза Виталия, – что бабушка Юлии Светлана Леонидовна Ревун не умерла своей смертью, а была убита в ночь на тринадцатое января?

Он молчал, и это было понятно – с вошью не разговаривают.

– Вижу – в курсе. Тогда следующий вопрос: где вы были в ночь убийства?

– Ты кого спрашиваешь? меня или Юлию? – лениво поинтересовался музыкант.

В этот момент я остро почувствовал, что он меня уже достал.

– И тебя, и её.

Они переглянулись.

– А не много ли хочешь знать? – осведомился Леннон.

– Послушай, Виталий, Юлия не рассказывала тебе, что её папа вчера на встрече с нами тоже пытался качать права, как и ты, но мы ему кое-что объяснили, и он быстро угомонился?

Виталий презрительно фыркнул.

– Не гони…

– Постой! – одёрнула его Юлия. – Предположим, здесь мы были. И что дальше?

– Что значит «предположим»? Были или нет? И где «здесь»?