Читаем Шандор Ференци полностью

Невротик находится в постоянном поиске объектов для идентификации и переноса; это значит, что он втягивает все, что может, в сферу своих интересов, «интроецирует». Параноик находится в том же поиске объектов, но для того, чтобы, грубо говоря, «всучить» им либидо, которое ему мешает. В этом кроются истоки противоположности характера невротика и параноика. Невротик интересуется всем, он распространяет свою любовь и свою ненависть на весь мир; параноик же закрывается в себе, он недоверчив, чувствует себя преследуемым, гонимым, ненавидимым или любимым всем миром. «Я» невротика патологически расширено, в то время как параноик страдает, так сказать, сужением «Я».

История индивидуального развития «Я», или онтогенез, рассматриваемый сквозь психоаналитический опыт, убеждает нас в том, что проекция параноика и интроекция невротика — не что иное, как преувеличенные психические процессы, чьи начальные элементы свойственны любому нормальному человеку.


Изготовленная самим Ференци почтовая карточка с вырезанным и приклеенным к ней силуэтом


Надпись на открытке:

Уважаемый господин профессор,

Посылаю свой портрет, относящийся к периоду, когда я еще носил скоромную форму врача-ассистента

Сердечно, ФеренциПапа, 24 ноября 1914 г.

Можно считать, что новорожденный ощущает все, скажем так, монистически, идет ли речь о внешнем стимуле или о психическом процессе. Лишь позже он научится познавать «хитрость вещей», тех, что недоступны интроспекции, непокорны его воле, в то время как другие остаются в его распоряжении и подчиняются его желаниям. Монизм становится дуализмом. Тогда, когда ребенок начинает исключать «объекты» из конгломерата своих восприятий (до того обладавшего целостностью), формируя внешний мир и впервые противопоставляя ему свое «Я», которое принадлежит ему более непосредственно, когда он впервые отличает объективное ощущение (Empfindung) от субъективного чувства (Gefühl), он реально проводит свою первую проективную операцию, «примитивную проекцию». И если позже он пожелает избавиться от неприятных аффектов параноическим образом, ему не нужен будет радикально новый метод: так же, как когда-то он объективировал часть своей чувственности, он выплеснет большую часть «Я» во внешний мир, превращая все больше субъективных аффектов в объективные ощущения.

Все же более или менее значительная часть внешнего мира не дает так легко выбросить себя из «Я», а продолжает бросать вызов: «Люби меня или ненавидь», «сразись со мной или другом мне будь»[81]. И «Я» уступает этому вызову, вновь поглощает часть внешнего мира и расширяет свой интерес к нему; так происходит первая интроекция, «примитивная интроекция». Первая любовь, первая ненависть имеют место благодаря переносу: часть ощущений удовольствия или неудовольствия, аутоэротические по происхождению, переносятся на объекты, которые их породили. Вначале ребенку нравится лишь сытость, ибо он утоляет мучающий его голод, затем он начинает любить и мать — объект, который обеспечивает ему сытость. Первая объектная любовь, первая объектная ненависть являются, стало быть, корнями, моделью любого последующего переноса, который, таким образом, является не характеристикой невроза, а лишь усиленным вариантом нормального психического процесса.

<…> История индивидуальной психической жизни, формирование речи, несостоявшиеся акты повседневной жизни, мифология, рассмотренные под этим углом зрения, укрепляют наше убеждение, что невротик проходит тот же путь, что и нормальный субъект, когда пытается смягчить свои блуждающие аффекты через расширение сферы своих интересов, через интроекцию, то есть когда он распространяет свои эмоции на разные объекты, не имеющие к нему никакого отношения, с тем чтобы оставить в бессознательном эмоции по отношению к определенным объектам, слишком сильно его затрагивающим.

«Непристойные слова. Вклад в психологию латентного периода развития» (1910)

(Psychanalyse I, Payot, 1968, p. 126–137)

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека психоанализа

Черное солнце. Депрессия и меланхолия
Черное солнце. Депрессия и меланхолия

Книга выдающегося французского психоаналитика, философа и лингвиста Ю. Кристевой посвящена теоретическому и клиническому анализу депрессии и меланхолии. Наряду с магистральной линией психоаналитического исследования ей удается увязать в целостное концептуальное единство историко-философский анализ, символические, мистические и религиозные аллегории, подробный анализ живописи Гольбейна, богословско-теологические искания, поэзию Нерваля, мифические повествования, прозу Достоевского, особенности православного христианства, художественное творчество Дюрас.Книга будете интересом прочитана не только специалистами-психологами, но и всеми, кто интересуется новейшими течениями в гуманитарных исследованиях.http://fb2.traumlibrary.net

Юлия Кристева

Философия / Психология / Образование и наука
Исчезающие люди. Стыд и внешний облик
Исчезающие люди. Стыд и внешний облик

Автор книги, имея подготовку по литературе, истории, антропологии и клиническому психоанализу, рассматривает вопрос о том, как человек, контролируя свой внешний облик, пытается совладать со своими чувствами. Считая, что психология внешнего облика еще не достаточно исследована, Килборн объединяет в своей книге примеры из литературы и своей клинической практики, чтобы сделать следующее утверждение: стыд и внешний облик являются главной причиной страха, возникающего и у литературных персонажей, и у реальных людей. Автор описывает, что стыд по поводу своего внешнего облика порождает не только желание исчезнуть, но и страх исчезновения.«Исчезающие люди» являются неким гибридом прикладной литературы и прикладного психоанализа, они помогают нам понять истоки психокультурного кризиса, потрясающего наше ориентированное на внешность, побуждающее к стыду общество.Книга будет интересна не только психоаналитикам и студентам, изучающим психоанализ, но и широкому кругу читателей.

Бенджамин Килборн

Психология и психотерапия / Психотерапия и консультирование / Образование и наука

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное