Шанхай Гранд. Запретная любовь и международные интриги в обреченном мире

Первые четыре книги Гантера «Внутри» разошлись тиражом 2,7 миллиона экземпляров. Название, которое Микки позже выберет для своих мемуаров о приключениях на Дальнем Востоке, «Китай для меня», было остроумным ответом на презумпцию авторитетности книг «Изнутри». В отличие от Гюнтера она предлагала лишь свой несовершенный, субъективный — но, вероятно, более правдивый — рассказ о том, что она видела, чувствовала и слышала. Свои последующие нехудожественные мемуары она назвала «Англия для меня» и «Африка для меня».

19: Пробуждение от сна

Прошло сто лет с начала Первой опиумной войны, которая позволила победившим западным державам открыть договорные порты вдоль и поперек китайского побережья. Величайшим из них оставался Шанхай, эта «модель интернационализации всего мира».

Что за город построили иностранные предприниматели, получившие свободу действий на крупнейшем в мире рынке?

В 1939 году Шанхай предстал перед миром с великолепным фасадом: «небоскребом за миллиард долларов» на Бунде, центральным элементом которого был, конечно же, обтекаемый отель Cathay. Однако на фоне ржавых угловых камней банков и судоходных компаний виднелись потрясающие человеческие обломки: шеренги китайских нищих с чахлыми конечностями, выколотыми глазами и гноящимися язвами, которых оставляли умирать публичной смертью от голода и воздействия.

За Бундом скрывалось убожество, которому в той или иной мере подвергались все горожане — и кули, и тайпаны. В грунтовые воды просачивались нечистоты, из-за которых заказ салата мог стать смертельно опасным решением. Трубы иностранных энергетических компаний извергали в воздух черный угольный дым, отправляя тех, кто жил поблизости, в больницу с глазными и легочными инфекциями. Тиф, дизентерия, холера и бубонная чума постоянно уносили жизни людей; до Второй мировой войны в Шанхае существовала колония прокаженных.

Для иностранцев из рабочего класса, особенно для низкооплачиваемых британских солдат, полицейских и государственных служащих, жизнь в Шанхае была ди-культом. Бремя налогов ложилось на плечи арендаторов, а не домовладельцев, а их низкие зарплаты делали недоступными такие удовольствия, как ночь в Ciro's или ночном клубе Tower. Для проведения досуга многие были вынуждены прибегать к услугам кабаре на Аллее крови, кинотеатров или борделей. Те китайцы, которые были вынуждены таскать рикшу, спать в соломенных хижинах или попрошайничать на улицах за гроши — жизнь могла быть почти невыносимой.

В этом городе небоскребов, построенном на грязи, янгту — «иностранная грязь», или опиум, — был единственным верным утешением для больной спины и разбитой мечты. По иронии судьбы, он также был предметом торговли, который открыл Китай для иностранной оккупации.

Это было вещество, к которому Зау Синмай и Микки Ханн пристрастились. Чтобы Шанхай преодолел свое порабощение, он должен был изгнать символ этого порабощения; и если Микки хотела сбежать из Шанхая, который превратился в ловушку для западных людей, она должна была сначала отказаться от опиума.

3 февраля 1919 года в Пудонге, на берегу реки Вангпу, представители нового националистического правительства сожгли последние запасы индийского опиума, легально ввезенные в Китай. Двадцать лет спустя опиаты были более доступны и их было легче найти, чем аспирин — лекарство, которое Китай начал производить только в 1934 году.

Самые богатые семьи Шанхая, среди которых были и Цаусы, предпочитали опиум, выращенный в Индии, который до сих пор можно купить на черном рынке, местному продукту, который поставлялся с маковых полей Юньнани и Чечвана и часто был подмешан в свиные шкурки, сушеную свиную кровь и кунжутный жмых. Слуги в богатых домах собирали опиумные отбросы и сломанные куски трубок с остатками опиума и продавали их в опиумные притоны, где их бросали в горшки с кипящей водой. Трех-четырех медных монет хватало, чтобы купить рикше, приставу или нищему винный горшок, полный получившейся «воды из крана», достаточно крепкой, чтобы провести несколько часов в стране грез.

Опиум, эффективное средство от диареи, мощное болеутоляющее и анксиолитическое средство, не является особо порочным наркотиком. В Шанхае врачи старой закалки продолжали выписывать его — он оставался легальным лекарством — как панацею. По сравнению с алкоголем или барбитуратами, опиум является положительно безвредным: передозировки всегда были редки, а наркоманы часто живут долго (хотя и не очень успешно).

«Умеренные китайские курильщики опиума, — писал в своих мемуарах американский радиодиктор Кэрролл Олкотт, — а я знаю многих из них, берут трубку после ужина точно так же, как жители Западной Европы пьют ликер или курят трубку с табаком. Они могут выкурить трубку после обеда, за которым следует короткий сон и, конечно же, разрекламированные приятные сновидения».

Грэм Грин писал, что из четырех зим, проведенных им на Дальнем Востоке, курение опиума в фумигариях Сайгона «оставило самые счастливые воспоминания».