«Он вошел в гостиную, — пишет Линклейтер о Рокко, — быстрый и тяжелоплечий, как боксер, который знает о зрителях, и на мгновение остановился, чтобы посмотреть то в одну сторону, то в другую с ищущим взглядом актера, играющего в мелодраме».
Хуан узнает, что Рокко замешан в сделке по продаже танков генералу Ву Ту-фу в Нанкине. Рокко приподнимает пальто, чтобы показать приклад револьвера, спрятанного в кобуре под мышкой.
«И никто никогда не видел, как я ударился бедром?» — презрительно добавляет он. «Я не раз попадал в ловушки и выходил оттуда с сыром в кармане».
Линклейтер передал манеру поведения Морриса Коэна, но также и его нынешнее состояние бездеятельности: к 1936 году «Двустволка» жил в прошлом. Тем не менее он по-прежнему оставался на китайском побережье, и Микки продолжал сталкиваться с ним в самых неожиданных местах.
Подобным образом героические дни Националистической партии остались позади. Китаю нужна была реальная надежда на будущее, а не ругань со стороны партии, чья идея общественных перемен сводилась к запрету на сплетни и плохие манеры за столом.
Похищение Чан Кай Ши, которое так расстроило Микки Хана и заставило Шанхайский международный поселок гудеть от слухов, на самом деле было событием, которого давно ждали.
Среди китайского населения уже много лет росло недовольство нежеланием Чанга воевать с японцами. Микки заметила, что даже Зау Синмай писал в своих китайскоязычных газетах, что настало время стоять и бороться. («Чан Кай-ши, — писала она домой, — произнес речь о «пассивном сопротивлении до предела мира», а «Синмай» публикует редакционную статью, в которой вежливо спрашивает Чанга, что он считает этим пределом»).
В международном масштабе происходил поворот против старых идеологических расколов. Возвышение Гитлера и Муссолини заставило коммунистов Советского Союза отказаться от воинственной, ультралевой линии «третьего периода» Коминтерна в пользу Народного фронта против фашизма. К 1935 году ставки стали настолько высоки, что коммунистам было предписано искать союза с социалистами, либералами и «новыми дилерами», а также с такими потенциально полезными «попутчиками», как Эрнест Хемингуэй, Джон Стейнбек и Ричард Райт. В Азии Япония была выделена в качестве противника, в котором коммунисты Мао Цзэдуна и националисты Чан Кайши должны были объединиться.
Однако Чан по-прежнему был одержим идеей разгрома красных. Пока японцы пробивали Великую стену, чтобы занять внутренние районы Пейпина, Чан сосредоточился на преследовании Красной армии во время ее Долгого марша. В сельской местности коммунисты выигрывали битву за сердца и умы обложенного налогами крестьянства — класса, который действительно имел значение в Китае, — уничтожая власть помещиков-ломбардов; националисты в то же время фактически вводили новые обременительные налоги. К 1936 году коммунисты отказались от прежней жесткой тактики в пользу завоевания богатых крестьян и лавочников с помощью моральных уговоров. Мао даже дал понять, что готов отказаться от названия «Красная армия» и передать свои силы под верховное командование правительства в Нанкине, чтобы победить захватчиков. Но Чанг был непреклонен: прежде чем вступать в бой с японцами, коммунисты должны были уйти.
Чанг сказал об этом Чангу Хсуэ-ляну, тридцатипятилетнему военачальнику, который осмелился написать ему письмо с призывом к объединению фронта. Ненависть к японцам у «молодого маршала», как его называли, была искренней: они разнесли в пух и прах его отца, губернатора Маньчжурии, полагая, что Чанг, отъявленный бабник и опиумный наркоман, превратится в легко управляемую марионетку. Вместо этого молодой маршал обратился за помощью к советнику Чан Кайши, уроженцу Австралии У.Х. Дональду, который отправил его в Европу, чтобы тот излечился от опиумной зависимости. Вернувшись, Чанг был потрясен, когда Чан приказал ему вывести свои войска из Маньчжурии. Молодой маршал, после того как Чан отчитал его за то, что тот посмел выступить за разрядку с коммунистами, решил заставить генералиссимуса образумиться.
Молодой маршал пригласил Чанга в древнюю столицу Сиань, чтобы выступить перед своими воинами, охваченными мятежным настроением. Утром 12 декабря 1936 года Чан, разбуженный выстрелами, сбежал через заднюю дверь хижины, в которой он жил. Солдаты младомаршала обнаружили его дрожащим в пещере в ночной рубашке и без вставных зубов. Как только он понял, что его похищенный и овладевший своим гневом, Чан начал прислушиваться к своим похитителям. Многие из них хотели его убить. Только коммунистический интеллектуал Чоу Эньлай — многие из его товарищей были убиты во время «белого террора» Чанга — наиболее решительно доказывал, что для нации будет лучше, если ему позволят жить. В день Рождества Чан был освобожден; молодой маршал лично сопроводил его обратно в Нанкин.