Шанс. Книга 4

Когда мы ужинали своими припасами, притащился подвыпивший дедок с дровами и начал растапливать большую круглую до потолка печь, которая была вмурована в стену и должна отапливать две соседние спальные комнаты. Дедок матерился вполголоса, не обращая внимания на нас, так как дрова не хотели разгораться и нещадно дымили, а весь дым шел в помещение из топки и всех щелей печи.

– Дед, прими дозу, должно помочь, – пригласили его ребята, расположившиеся на двух кроватях, поставив в проход табуреты и разложив еду с бутылкой водки на середине.

Когда на импровизированном столе у них появилась бутылка водки, староста лишь недовольно покосился, вздохнул и ничего не сказал.

– Старшой, иди к нам, – позвали его.

– Не пью, – отверг он и начал есть в одиночку.

Мы с Игорем также поставив табурет в проходе приготовились ужинать, но вскоре к нам за «стол» попросился Юрка-гитарист, а потом присоединился рыжий Женька-боксер.

Когда кто-то за соседним «столом» закурил, Афонин оторвался от еды:

– Ребята, давайте курить на улице.

– Действительно, и без этого дыма много, дышать нечем, – поддержал его я.

Дедка звали Митрич. С достоинством выпив водку, тот посетовал:

– Печку ремонтировать надоть и дымоход чистить.

– Чего же раньше думали? – упрекнул его кто-то из ребят.

– Ха! Кто-ж печнику платить, будя? Это не частный дом. Денег не дадуть и бутылку не выставят..., – поделился житейской мудростью. – Ниче, щас разгорится и дым утянет, – поднял голову и посмотрел на дым под потолком.

К нам с негодованием ворвались девчонки с криком и упреками к Митричу:

– У нас дыма полно! Дышать нечем. В автобусе отравить не смогли, хотите это сделать сейчас?

Их негодование встретили смехом.

– Ниче! Щас разгорится и дым утянет, – давясь смехом Юрка процитировал истопника.

Постепенно все стали укладываться спать. Все-таки день был утомительный, хотя не требующий больших физических усилий. К тому же, надышавшись выхлопными газами в автобусе я, как и многие страдал головной болью.

Только наши «пьяницы» не унимались и продолжали выпивать, не ограничившись одной бутылкой. Оказалось, что у них еще оказался портвейн. Свет они просили не гасить, да мне этот тусклый свет не мешал на первом ярусе, но вот громкость пьяных бесед не снижалась.

– Ребята, завтра всем рано вставать. Хватит. Ложитесь спать, – неоднократно обращался к ним староста Дмитрий.

Пацаны мне не мешали. Не смотря на усталость и желание заснуть сон не шел, а в голове тяжело ворочались мысли. Я почему-то чувствовал неудовлетворение. Вроде бы новые знакомые, свежие впечатления, обстановка должны стимулировать интерес к жизни и активность, но мне казалось, что погружаюсь в болото. Вероятно, наступила психологическая усталость. Напряжение летних месяцев, экзамены, мысленное давление и размышления о будущем страны, своем и близких наложилось, а когда трудности остались в прошлом и напряжение отступило, то почувствовал усталость и чувство погружения в трясину. Психология – не мой конек. Надо отдохнуть, оглядеться и с новыми силами устремиться вперед, учиться, жить и творить. Стоит ли высовываться? Быть, как все, незаметным и не выделяться из толпы? Не знаю.

У меня есть Гулька, родные и близкие. Жалко, что друзья далеко, но как в песне Егорова Вадима:

Друзья уходят как-то невзначай, уходят в прошлое, как в замять,

И мы смеемся с новыми друзьями, о старых вспоминая по ночам.

А мы во сне зовем их, как в бреду, асфальты топчем юны и упруги,

И на прощанье стискиваем руки, и руки обещают нам: "Приду",

Они врастают, тают в синеву, а мы во сне так верим им, так верим,

Но наяву распахнутые двери и гарь утраты тоже наяву,

Но не прервать связующую нить – она дрожит во мне и не сдается.

Друзья уходят – кто же остается? Друзья уходят – кем их заменить?

Захотелось взять в руки гитару и грустить, размышляя вместе с ней, но помешала изменившаяся обстановка вокруг.

Ребята, распивая портвейн, все больше теряли контроль и эгоистично, по-пьяни забывали про окружающих. Свет они не разрешали гасить, но мне ни шум, ни тусклое освещение не мешало размышлять, тем более на первом ярусе кроватей, но другие ребята и староста периодически пытался их урезонить. Пару человек из компании послушно отправились спать, но другие продолжали веселиться. После замечаний шум от стола затихал ненадолго, но потом разговоры и смех возобновлялся, как обычно происходит в пьяном коллективе.

– Все нормально, Капрал. Все пучком, допьем и ляжем, – они отзывались на замечания старосты.

Все-таки с легкой руки Парыгина прозвище «Капрал» прилипло к старосте-Дмитрию.