Шанс милосердия

– Слава Мардуку! Наконец-то ты назвала меня по имени.

– Нимруд, я бы хотела уточнить, как долго мы пробудем в Харране, и чем мы там будем заниматься.

– Нам же всё сказал мой советник по протоколу.

– Я не слушала. Извините, Нимруд, я была слишком потрясена случившимся. А ещё эта свора репортёров…

– Понимаю, моя дорогая, понимаю. – Великий саган улыбнулся настолько радушно, насколько мог. Странный намёк Флоры на то, что он может оказаться в немилости у Императора, всё ещё беспокоил его. – Итак, всё просто: приезжаем, высаживаемся на центральной площади, как она там называется… – Он заглянул в свиток, лежавший на столе. – Высаживаемся на площади Херута. Кстати, надо бы её тут же переименовать. Какая, к чёрту, им тут независимость. Назову площадью Курбана! Площадь Жертв. Да, в честь невинных жертв, принесённых на алтарь победы! Не забыть бы…

– Мне надо будет там речи произносить?

– Нет, любезная моя. Распорядители мероприятия предлагали, но я сказал, чтобы они поберегли твои силы. Мы ведь потом едем на главный митинг. На южной окраине Харрана соберётся всё население уцелевшей части города и окрестных посёлков. Туда уже доставили мощнейшую в Империи передвижную радиостанцию, речи будут транслироваться на всю страну – даже на самые южные провинции. Я думаю, что даже наши враги всё услышат и поймут, как высоко поднимется волна всенародного гнева, волна, которая снесёт все их бастионы, поглотит их главарей, смоет с лица Аппры скверну и бесчестье…

– Это вы уже свою речь репетируете? – прервала его Флора.

– Да, надо приберечь красноречие для прессы, – согласился Нимруд, и тут экипаж тряхнуло на какой-то колдобине.

Через переборку донеслось чертыханье водителя.

– Он нас слышал? – испуганно спросила Флора.

– Наверное. А что?

– Ничего. Не люблю, когда подслушивают.

– Поверь, любезная моя, ему дела нет до наших разговоров. Его задача – доставить нас на место в целости и сохранности. Эй! Далеко ещё?! – крикнул он сквозь переборку, но в ответ раздалось лишь неразборчивое бурчание.

Итак, сегодня представляется удобный случай осуществить задуманное – сказать слово правды так, что его услышит вся Империя. Только бы решиться, только бы решиться… Теперь, когда до рокового шага оставалось всего несколько часов, она вдруг почувствовала, насколько это страшно. Внезапно воображение начало рисовать картины того, что её может ожидать: искажённые праведной ненавистью лица дознавателей, стальные оковы на руках и ногах и, главное, нестерпимая боль, которая зарождается в кончиках пальцев на руках и ногах, как будто кто-то загоняет под ногти стальные ржавые иглы, а потом эта боль медленно, но неотступно растекается по всему телу.

– Любезная моя, что с тобой?! – откуда-то издалека раздался взволнованный крик. На самом деле Нимруд вцепился в её плечи своими костлявыми пальцами и кричал чуть ли не в ухо, но она его почти не слышала. – Очнись! Эй!!!

Она тряхнула головой, стараясь отогнать непрошеные видения, собравшись с силами, схватила за запястье Великого сагана и оторвала его руку от своего плеча.

– Всё. Всё хорошо… – Флора откинулась на спинку кресла и начала демонстративно смотреть в окно. Теперь она уже не была уверена, что решится на единственный в своей жизни достойный поступок. Теперь казалось, что страх остановит её решимость, и останется лишь презирать себя весь остаток жизни. – Я просто устала. И мне, если честно, безумно страшно увидеть ещё раз этот кошмар…

– Я понимаю. Да, я понимаю… – Великий саган ещё раз окинул её взглядом, а потом поудобнее устроился в кресле и сделал вид, что задремал.

Экипаж ехал медленно, постоянно уступая дорогу встречным грузовикам, крытых брезентом. И вдруг на одном из них тент откинул порыв ветра, и оказалось, что кузов плотно забит обгоревшими трупами. С борта свисали руки, которые раскачивались, когда машина подпрыгивала на колдобинах, и казалось, что мёртвые так прощаются с живыми. Флора отпрянула от окна и сомкнула веки, но это видение продолжало стоять перед глазами. Рёв движущихся навстречу грузовиков не стихал, и душный запах гари, вырывавшейся из выхлопных труб, проникал в салон экипажа.

Она долго не решалась снова заглянуть в окно и сидела, напряжённо вжавшись в спинку кресла. Ей казалось, что она уже никогда не сможет смотреть на этот мир, полный ужаса и жестокости. Так стоит ли жалеть о такой жизни? Стоит ли держаться за неё? Но едва она вернула себе решимость совершить задуманное, как стало ещё страшнее. Церемониться не будут. Кто знает, сколько ещё грузовиков с таким же страшным грузом движется сейчас по дорогам различных провинций Империи… На мгновение ей показалось, что она видит собственное истерзанное тело в мешанине разорванной человеческой плоти. Нет! Пусть лучше её растерзает взбесившаяся толпа, полная праведного верноподданнического гнева. Да ещё и этот старикашка вновь завёл свои речи, видимо, надеясь её приободрить. Нет, то, что он пытается сейчас говорить, не может внушать ничего, кроме отвращения. Только вот нет сил, чтобы попросить его заткнуться.