— Ну давайте уже, баб Валь, не томите, — не выдержала первой Алла, — я прямо всю ночь вам буду огород копать, если это решит Катину проблему и заставит помириться с Эмилем.
— Не надо мне ничего копать, — рассмеялась бабушка, — но это и вправду может помочь, потому что Катюшка у меня теперь не нищая.
Мы с Аллой затаили дыхание. Признаться, у меня мелькнула мысль, что не стало моей матери и от нее досталось наследство, но нет. Вообще не угадала.
— Ну никто и не утверждал, что она нищая, — к слову заметила Алла.
— Утверждал, не утверждал, а теперь будет чем заткнуть рот мегере — матери Емелюшки, если вздумает еще говорить, что моя внучка меркантильная.
— Бабуль, ты меня пугаешь, откуда деньги? — вернула я беседу в прежнее русло.
— Катюш, ты же помнишь картину, которая нам досталась от прабабушки Степаниды? На которой ее нарисовал друг, начинающий художник? Она там — у пруда — в парке сидит и кормит уток.
— Ба, ну конечно помню, она же у тебя в зале вон висит.
Картину как антиквариат можно, конечно, попробовать загнать. Правда, глубоко сомневаюсь, что ее стоимость в денежном эквиваленте превысит фамильную ценность.
Я приготовилась спускать бабулю с небес на землю, но она поспешила продолжить рассказ:
— Так вот, его звали Петя Ковальский, и картину он написал в пятнадцатом году прошлого века, перед революцией. Там дата есть.
— Да, ба, я помню. Дата и роспись его.
— Ну и вот. Смотрела я три дня назад телевизор и наткнулась на передачу про художников начала двадцатого века. И представляешь, этот Петя-то Ковальский бежал во Францию и продолжил писать картины. Высот, конечно, не достиг огромных, но его знают, раз упомянули.
— Ты хочешь продать картину?! — удивилась я.
— Не перебивай, слушай. Пошла я тогда после передачи на картину посмотреть внимательно и поняла, что рама то у нее страшненькая, и решила я ее поменять. Все же известный художник нарисовал маму моей мамы. — У меня ладони взмокли от напряжения. Ну, бабушка! Ну и умеет же держать интригу! — Понесла в Храм — там есть при нем багетная мастерская. Так Леша, работник, стал старую раму снимать, а там, Катюш, царские золотые червонцы всунуты между рамой и холостом. Пятнадцать штук!
— Офигеть! — не выдержала Алла и хлопнула ладонью по столу, аж чашки подпрыгнули.
А мне страшно стало. Я не знаю, сколько это на наши деньги, но неужели бабушка хранит их под подушкой? Не хочу думать плохо о неведомом Леше, но мало ли…
— Бабуль, где они? — сдавленно просипела я, уже готовясь предпринимать меры по охране сокровищ.
— Да, мы с Лешей тоже офигели, а еще перепугались. — Могу себе представить! Я сама перепугалась сейчас до полусмерти. — И он тут же предложил мне поехать в город и положить червонцы в банковскую ячейку от греха подальше, пока не придумаю, что с ними делать.
Уф, отлегло! Я аж взмокла вся.
— У меня, баб Валь, чуть инфаркт не случился сейчас, — озвучила Алла и мое состояние, — вот это прямо из серии очевидное невероятное.
— И не говори, Аллочка, — согласилась бабуля и поднялась жарить оладьи.
А мы с подругой, не сговариваясь, полезли в интернет. Надо же хоть примерно оценить стоимость находки и глянуть, куда их вообще девают.
Глава 25
— Потом скажешь «спасибо», — заявила маман, открывая мне дверь, вместо «здравствуй».
Молча я прошел в номер, готовясь начать неприятный разговор.
Я рванул к матери сразу из Михайловки. Не хотел сегодня, планировал отложить на завтра, но после разговора с Катей решил не тянуть. Знал, что она сегодня прилетела в Москву. Знал, что у них с Катей произошел разговор, но не имел понятия, что драгоценная синьора Лютовская в курсе моих трат. Это уже переходило все границы.
Деньги я расходовал со своего личного счета, а это значит, что мать, по своему обыкновению, устроила за мной слежку. Узнала от отца про Катю и развернула деятельность.
Меня поколачивало от бешенства. Больше я не намерен был терпеть подобный диктат.
Естественно, мать понимала, в каком настроении я к ней явился, и приготовилась нападать. Я догадывался, что она мне скажет, и готовился отражать нападки. Обязательно припомнит, как положила на меня свою молодость, повторит, что в этой жизни только она бескорыстно желает мне счастья и действует исключительно в моих интересах. Ну и еще, возможно, расскажет о меркантильности русских женщин. Возможно, у нее имелись основания так думать, но я точно знал, что Кате совершенно ничего от меня не надо и по ее поводу мать ошиблась. Поэтому я не хотел выслушивать ее речи — пришел не для этого.
— Нет, я никогда не скажу тебе «спасибо». Сегодня ты нанесла мне удар в спину, и я не могу быть тебе за него благодарен, — сейчас, стоя напротив друг друга, мы были похожи на двух бойцов, а не на родных людей.
— О чем ты, сынок? Я действовала исключительно ради твоего блага, — повысила голос мать и всплеснула руками, — даже если ты сейчас этого не понимаешь, потом оценишь мою дальновидность. Тебе не нужны русские бастарды! Поверь, это ни одной приличной жене из общества не понравится…