Шанс на материнство

— Достаточно. У меня остался один, самый последний к тебе вопрос: ты много детей сдала в детдом? Или ты просто аборты делала, пока не забеременела от подходящего кандидата в отцы?

Я говорил тихо, но голос мой звенел от бешенства, и мать, видя меня таким, каким никогда в жизни не видела, испугалась. Страх читался в ее глазах, но синьора Лютовская не из тех, кто сдается.

— Да как ты смеешь?! — зашипела она, сузив глаза. — Ты мой единственный сын, и ты это знаешь…

— А как смеешь ты решать, нужен мне мой ребенок и его мать или нет?

А я голос не повышал. Я не собирался опускаться до скандала, я хотел донести до нее очень важную вещь: лезть в мою жизнь — табу!

— Ты не понимаешь, Эмиль. Мне лучше знать, как будет, — все еще не сдавалась мать, но то, что она заходила по гостиной своего номера из угла в угол, говорило о том, что она теряет уверенность в себе.

— Это ты не понимаешь, мама. Мне тридцать лет, я взрослый и, надеюсь, умный мужчина, и с этого дня мы прекращаем общение, — озвучил сложное решение, над которым думал всю дорогу из Михайловки. — Я понял, что именно это будет самым лучшим для меня. Отца это тоже касается. Ведь это он тебя сюда вызвал. Так вот. Я закончу дело, за которое взялся, а потом… Потом молитесь, чтобы у нас с Катей было все хорошо. Возможно, тогда я на радостях после рождения первенца оттаю, ну а если нет… Уйду волонтером в Красный крест, а все деньги, что у меня есть, завещаю ребенку и благотворительным фондам.

— Ты с ума сошел! — мать застыла и в ужасе прижала руки к груди. — Надеюсь, ты одумаешься…

Это были не пустые угрозы и не шантаж. Такие мысли у меня периодически возникали, но не было повода для доведения предков до инфаркта, а вот сейчас… Сейчас, если Катя решит выкинуть меня из их с ребенком жизни, я не буду скулить под ее дверью. Я лучше уеду.

— Нет. Не сошел. Это осознанное и самое верное решение, иначе мне не вырваться из-под вашего родительского гнета. Всего доброго, мама, и не звони мне, не пиши и не ищи встреч, в данный момент я все сказал, и добавить мне нечего.

И я покинул ее номер, не обращая внимания на фразы, которые кидала мне в спину очень дорогая и любимая женщина. На душе было паршиво, но я твердо знал: если я сейчас не дам родителям четко понять, что в свою жизнь лезть не позволю, они мне ее загубят.

А пока еще ничего не потеряно, я должен внести в свою жизнь кардинальные перемены.

Когда я узнал от Жанны, что Катя ушла с работы раньше после разговора с моей матерью, я поехал к ней домой. Звонить не стал, потому что понимал: разговор нас ждет не телефонный, но в квартире ее не застал. Зато встретил на лестничной площадке Петровну. Она-то меня и навела на правильные решения.

— А нет ее, Емель, уехала с Аллой в Михайловку к бабке. А вы поссорились что ли? — спросила прозорливая бабуля, наглаживая своего сибиряка.

— Нет, не ссорились. Катя имела несчастье встретиться с моей матерью, — зачем-то сознался я.

Просто я начал паниковать немного и очень опасался, что родительница такого наговорила Кате, что мне теперь долго придется разгребать. А у нас и так отношения не самые гладкие. Если честно, я задолбался скакать зайкой без особого толка. Кате все было не так. Я понимал, что гормоны и все такое, но очень сильно подозревал, что, находясь в роли вечного соискателя ее милости, я очень скоро ее потеряю. Кате будет просто на меня плевать. Может, я и не прав, конечно, но я помнил Катю в Испании и наши недолгие, но яркие отношения — там они были партнерскими. Мы были на равных, и мне очень бы хотелось вернуть их такими. В общем, из-за раздрая в душе я Петровне все и выложил…

— Так, пойдем-ка ко мне, я тебе кое-что скажу умное. А мотать на ус или нет — дело твое, — сказала на это Катина соседка и под недовольное мявканье рыжего кота сменила курс с улицы на квартиру.

Я пошел за ней. А что делать? Раз мать превратилась в одночасье во вредителя, хотелось бы получить разъяснения от другой взрослой женщины. Привычка…

Мы вошли в тесную, но уютную прихожую, а потом и в светлую кухню. Петровна щелкнула чайником и выставила на стол вазочку с печеньем и конфетами… Обстановка расслабляла и располагала к откровенности. На этой кухне я почувствовал себя гораздо спокойнее, и мне верилось, что это пожилая женщина даст мне действительно мудрый совет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Ты мне для начала скажи, Емельян, любишь Катю или это у тебя временная блажь?

Я задумался. А что такое любовь? Я знаю только любовь к родителям, а до Кати у меня даже сильных симпатий не возникало. Но если любовь к женщине — это желание ее оберегать, опекать, все время находиться где-то рядом, любоваться лицом, фигурой, голосом, запахом, то да.

— Люблю, наверное.

— Наверное?

— Мне не с чем сравнить, — признался я, — но не блажь точно.

— Тогда слушай, что я тебе скажу, — Петровна разлила чай по кружкам и села напротив. — Катя не специально тебя гонит, это у нее такая защитная реакция после развода.

— Я это понимаю, но никак не могу убедить в том, что я — не ее бывший муж.