Шанс на материнство

— А тут вступает в силу женская логика и парадокс. Помнишь, как классик говорил, про чем больше женщину мы любим, тем меньше нравимся мы ей?

— Конечно, но я ей нравлюсь, я же чувствую!

— Да, но ты слишком сильно стараешься. А ведь давно известно, что если делать что-то для человека без его просьбы, он воспримет твой поступок как должное и даже благодарности не испытает.

Я вспомнил про дом и явно увидел недовольство Кати, когда она узнает, что я ей его подарил… Так оно все потом и вышло — дом ее особенно разозлил.

— Но что делать, когда человек не просит из-за гордости? Смотреть, как он страдает, мечась в безвыходной ситуации?

— Иногда можно дать и пострадать, — пожала плечами старушка, — но перед этим обязательно дать понять, что ты рядом и готов помогать. Тогда и страдания будут недолгими.

Я задумался и пришел к выводу, что Петровна права. Мне вот тоже искренняя, но непрошенная, забота матери поперек горла.

— Боюсь, все рухнуло, и я теперь не знаю, как исправить ситуацию, — признался посторонней женщине в своей слабости, но даже не устыдился — мне сейчас любая помощь была нужна.

— А все будет хорошо, я уверена. Только поставь на место своих родственников и покажи Катерине, что ты не приклеен к ней и в любой момент можешь исчезнуть, раз ей не нужен…

— А вдруг она обрадуется?

— Значит, она не твоя, и это к лучшему. Только знаешь что? Ты поезжай к ней и скажи все это в лицо. Так Катя поймет, что дорога тебе и ты на многое для нее готов, но если ей все это не надо, ты благородно удалишься…

В общем, мы попили чай с печеньем, и я поехал в Михайловку, чтобы последовать совету Петровны. А оттуда к матери.

Вечером, оставшись один в квартире, я дал себе зарок: если Катя ко мне придет, я сделаю ей предложение. К хренам эти свободные отношения. Хочу, чтобы она стала моей законной женой. Да. Так и сделаю.

От расстройства разрешил сегодня Тамерлану спать у меня на кровати — с ним было не так тоскливо. А под громкое мурчание даже вернулась вера в лучшее. Ну не может женщина, которую я полюбил — впервые в жизни! — ответить мне равнодушием. Вселенной не за что меня так наказывать.

Глава 26

Катя

— Алла, спишь? — впервые, с тех пор как забеременела, ко мне никак не шел сон, и, судя по скрипу соседней кровати, к подруге тоже.

Еще бы! Интернет нам поведал такие ошеломительные новости, что для их переваривания понадобится время.

— Нет, считаю твои деньги, — шепотом созналась Аллочка.

Мы с ней всегда, когда приезжали в Михайловку, спали в этой комнате, а бабуля в своей. Домишко маленький — всего две спальни, гостиная и кухня, но мы с Аллой не жаловались. С удовольствием возвращались в детство и вспоминали времена, когда оставались ночевать друг у друга, чтобы перешептываться полночи.

— Ага, я тоже. Мне до сих пор не верится, Ал.

— Что надумала?

— Завтра поедем в банк и для начала я их все сфотографирую. Глупо начинать мечтать, не зная реальной ценности клада.

— Так-то ты права… Разброс очень большой…

Помолчали, возвращаясь к почерпнутой в сети информации.

Сегодня мы узнали для себя много нового. Само собой, о царских червонцах мы обе слышали. Да и кто о них не слышал? Но вот что это собирательное название для всех золотых дореволюционных монет — не знали. А в нашем кладе могли оказаться и десять рублей, и семь с половиной и двадцать пять. Какие точно монеты обнаружились в картине, бабушка не помнила. И я могла ее понять. Не представляю даже, что сама бы испытала, наткнувшись на подобную находку…

— Это тебе теперь и с работы можно уволиться, — принялась искушать подруга.

— Ой, не факт. А вдруг они все до единой относятся к часто встречающимся?

— Я верю в лучшее! Достаточно одной редкой — и жизнь твоя, Катюшка, заиграет новыми красками.

Это было бы шикарно! Я мечтательно зажмурилась.

Редкие монеты уходили на аукционах за много-много миллионов! В то время когда обычные червонцы стоили около сорока тысяч.

— Боюсь мечтать, дорогая моя. Если ценных экземпляров среди них нет, то там всего-то шестьсот тысяч выйдет… может, семьсот.

— А я бы вообще их не продавала, Кать, — вдруг заявила подруга и даже села на кровати, — пишут, что это шикарное денежное вложение.

— Алла, это для тех, у кого есть деньги, не для нас с бабулей.

— А ты вот послушай, послушай, что я тебе скажу.

— Ну, слушаю, — я тоже села.

— В чем корень ваших с Емелей проблем, скажи мне?

— В том, что он диктатор и все решает сам, — озвучила я то, что меня больше всего напрягало.

— А вот и нет! — заявила подруга. — Самая большая твоя проблема в том, что ты чувствовала себя рядом с ним нищей побирушкой и всячески пыталась доказать себе, ему, окружающим, что это не так.

— Ну и это тоже. Да, — согласилась с очевидным.

— Не «ну и это», а только это! А теперь представь себе реальность, где ты и без Емели состоятельная женщина. Представила? — Я нерешительно кивнула, хотя Алле в темноте моих телодвижений и не было видно. — И вот тогда ты и драгоценности, и дома, и все остальное принимала бы от него не как подачку и насаждение его воли, а как заботу о любимой женщине и ребенке.