Шансон как необходимый компонент истории Франции

«В то время Брюссель погрузился в мечты, / То было время немого кино».

Жак Брель частично позаимствовал эту мелодию, переделал последний куплет, и ее запел весь Брюссель. Стоит поменять Брюссель на Париж, площадь Brouckère на Елисейские поля, площадь Сан-Катерина – на Сан-Пьер перед Сакре-Кёр, и вы почувствуете атмосферу Парижа, который, как и бельгийская столица, в то же самое время сходил с ума от немого кино. Бешеная скорость, с которой Брель выпевал слова cinéma muet – немое кино, – заставляет вспоминать торопливо мелькающие кадры немых фильмов того времени.

Бельгиец представляет в своей песне belle époque, мчащуюся вперед в темпе мелькающих немых картинок, в полной гармонии с приметами того веселого времени и в каждой четвертой строке радует нас словесной игрой: «Как живо Брюссель тогда брюссельствовал». В музыке слышен уличный шум, гудки и трещотки, даже ржание погоняемых лошадей. «Дамы в кринолинах» и «господа в цилиндрах» сидят на империале проезжающего мимо омнибуса. «Там сидел мой дед, там сидел мой дед». Брель не слишком нежен с ними.

В конце веселой песни раскрутившаяся до максимальной скорости какофония звуков вдруг обрывается, и бельгийский шансонье бросает в лицо слушателю две строки, в которых заключена истина: Il attendait la guerre. Elle attendait mon père – «Его ожидала война, ее – рожденье моего отца».

После этих слов песня снова ускоряется, но к концу Брель снижает темп и заканчивает номер уничтожающим все надежды, перехватывающим дух ржанием умирающей лошади.

Так, в атмосфере неистощимой любви к отечеству и изобилии, Париж продолжал парижствовать вплоть до выстрела из бельгийского браунинга М 1910, случившегося 28 июня 1914 года. Убийство австрийского кронпринца Франца Фердинанда пробудило Францию от беспечных грез и ввергло Европу в отвратительный кошмар войны.

Война и мир II

Или как Ванесса Паради вырвалась на Первую мировую войну, как исполнение важнейшего французского военного марша запрещали аж до 1974 года, и как сын фламандки сделался мировой звездой шансона. В главных ролях – Жак Брель, Стефан Эйхер, Лео Ферре, Гастон Уврар, Мистенгетт, Морис Шевалье, Мишель Сарду, Борис Виан. А также замечания о появлении Жозефины Бейкер, Куна Крюке и Гомера Симпсона.

Возле кафе, сбоку от окна, молодой, нервно озирающийся голубоглазый блондин заглядывает внутрь; он смотрит на мужчин, сидящих вокруг стола. Похоже, им нравится еда. Они спорят о чем-то. На дворе – вечер 31 июля 1914 года, время – половина десятого. Последние лучи заходящего солнца отражаются в огромных окнах. Блондин поднимает руку, стекло разлетается вдребезги. Раздается крик. Две пули. Вторая вонзилась в стену, первая – в голову Жана Жореса. Он умер на месте.

Я спросил у бармена в Кафе дю Круассан красного вина. Гармонист, держа в руке шапку, обходил столики. День был солнечный, я сидел за столиком на рю Монмартр, упрямо стремящейся в сторону Монмартра, но так до него и не добирающейся. Улица неосуществленных амбиций. Только что исполнилось 96 лет с того дня, когда именно в этом кафе был убит вождь социалистов. На стене до сих пор висит в рамке большая статья из вышедшей назавтра после убийства «Юманите»: «Жорес убит».

«Зачем им было убивать Жореса?» – удивляется Брель в записанной на его последнем диске песне.

В 1882 году, во время большой шахтерской забастовки, тридцатитрехлетний Жорес печатал в газетах статьи, защищающие права шахтеров. Годом позже шахтеры избрали его в парламент; так началась политическая карьера Жореса, превратившегося в конце концов в легендарного лидера французских социалистов. Он боролся за лучшую жизнь для тех, чей тяжелый труд оплачивался недостаточно. В то же время он был сторонником интернационализма, движения, прилагавшего колоссальные усилия для установления международных связей. Этим-то и объясняется их твердолобый пацифизм накануне Первой мировой войны. Жорес оказался одним из немногих, выступавших за дипломатическое разрешение конфликта. Это совершенно не нравилось националистам, таким как Рауль Виллен, подготовивший убийство 31 июля. Через три дня после убийства Жореса началась война.

После трагикомического фарса «Брюсселя» Брель продемонстрировал в новой песне «Жорес» (1977) довольно-таки грустную точку зрения на романтическую belle époque. «Что за жизнь была у наших бабушек и дедов?» – удивляется он.

«Они начинали работать лет с пятнадцати. / Они росли в грязных лачугах […] Утешеньем им служили лишь абсент и месса».