Шанталь. Ход королевы

Господи! Вот же оно! Я искала ответ на глубине, а он все это время был на поверхности. Сцены последнего разговора с де Кресси перед тем, как я села в лодку, вновь возникли перед глазами, и словно бы издалека я услышала знакомый голос, произносящий полные боли слова: «Прощайте, принцесса! Теперь, когда вы навсегда покидаете Францию и я вас больше никогда не увижу, позвольте мне открыть вам сердце, которое бьется только ради вас. Поверьте, я никогда бы не осмелился открыть своих чувств, если бы не был уверен в том, что мы никогда больше не увидимся с вами.

– Жюстен…

– Пожалуйста, Шанталь, дайте мне договорить. Я люблю вас! Люблю с той самой минуты, как встретил вас босую, в одной лишь разорванной сорочке, еще не зная, что эта встреча перевернет всю мою жизнь, став для меня спасением и проклятием одновременно. Я всегда знал, что вы никогда не посмотрите на меня как-то иначе, чем как на друга, и был готов на это взамен возможности видеть вас, слышать вас голос… Но теперь все изменилось. Вы больше не нуждаетесь во мне, и мое существование потеряло всякий смысл. Уезжайте, Шанталь, прошу вас. Уезжайте и никогда больше не возвращайтесь…»

Гордый де Кресси. Уверенный в том, что мы никогда больше не встретимся, он открыл мне свое сердце, признался в слабости. И теперь мог чувствовать себя крайне неловко, возвращаясь к тому, к чему возврата быть не должно.

Подойдя к экипажу, возле открытой дверцы которого ждал Патрис, я не удержалась и обернулась. Взгляд стремился на окна второго этажа и безошибочно разыскали те, что принадлежали помощнику шефа полиции, возле одного из которых в скорбном одиночестве замерла фигура де Кресси, не нашедшего в себе сил отказаться от возможности в последний раз увидеть ту, которую сильно любил. Наши взгляды встретились. Я подняла руку, чтобы приветствовать его, но полицейский тут же поспешил отойти от окна, и его место заняла тяжелая портьера, скрывшая от моего внимания мужские глаза, в которых стояли слезы…

Именно в тот момент я и сделала шаг вперед, окончательно переступив рубеж, после которого уже никогда не смогла бы вернуться обратно.

Я возвратилась к карете и, больше не оборачиваясь, забралась внутрь. Эта страница моей жизни закрылась навсегда.

* * *

Крики чаек сладкой музыкой звучали над головой. Легкий бриз играл волосами. Море… оно снова было со мной, даря так необходимые покой и негу. Я старалась получше запомнить это краткое ощущение счастья, потому что скоро ему придет конец. Вызов принят, и игра со смертью вот-вот должна была начаться.

Патрис не лукавил, когда удивлялся странной таинственности, окружающей пребывающего на борту Арно. Никто, кроме нескольких человек, и не подозревал, что в одном из двух больших сундуков, доставленных на «Смерч» вместо одежды, скрывался мальчишка, крепко прижимающий к себе щенка, который, словно бы догадываясь, что от него требуется, не издал ни единого писка, не выдав ни себя, ни своего товарища. Команде еще предстояло доказать мне свою преданность, и вынимать из кармана припрятанный туз было слишком рано.

По мере приближения к цели небо прояснялось. Зима, царившая в Европе, не властвовала над этой частью Средиземноморья, и днем по-прежнему светило солнце, тепла которого мне так недоставало в последнее время. Поразительно, но за время путешествия мы не встретили ни единого военного или пиратского судна, лишь пару торговых кораблей, столкновение с которыми не входило в наши планы. Единственное, в чем я не смогла себе отказать, так это упросить капитана слегка изменить маршрут, чтобы еще раз, издали посмотреть на белеющие вдалеке стены Боравии, которые необъяснимым образом значительно возросли в размерах со времени моего визита. Генерал Айван времени даром не терял. Неожиданное появление нежеланной наследницы в самом центре Боростиана заставило его принять радикальные меры, и в первую очередь он решил усилить охрану государства со стороны моря.

Что ж, пусть. Это его не спасет. Боравия недолго будет услаждать взоры убийцы, расплата настигнет его раньше, чем он предполагает. Ну а пока мне стоило потратить оставшееся до конца путешествия время на то, чтобы улучшить физическую форму, для чего я, к вящему удовольствию Нино, вновь вернулась к ежедневным тренировкам под его чутким руководством, к которым теперь изредка присоединялся Ренард или же сам капитан, которые окружали и нападали одновременно с нескольких сторон, заставляя меня вертеться как угорь на сковородке, придумывая различные способы выйти из схватки живой и невредимой.

Все остальное время я посвящала беседам с мудрецом, по какой-то ему одному известной причине отказывающимся назвать свое настоящее имя, объясняя это трудностью произношения, и настаивающим, чтобы я звала его более удобным для моего языка арабским словом Сиддик, что в переводе означало – правдивый, верный.