Шантажистка

Мужчина ставит стакан на стол и сверяется с часами.

— Три минуты, мистер Хаксли.

В остающееся время я вновь просматриваю текст речи. Вот только вносить существенные изменения слишком поздно, а по части импровизации я слабоват.

Внезапно дверь со сцены распахивается, и в помещении появляется взмокший мужчина с круглым лицом. Вслед ему доносятся аплодисменты.

Ведущий складывает газету и встает.

— Готовы? — осведомляется он у меня.

— Пожалуй.

Без дальнейших комментариев толстяк направляется на сцену. Овации постепенно сходят на нет, и конферансье представляет публике мою персону. У меня, разумеется, тут же начинается мандраж.

— Ни пуха! — бросает Джереми и указывает на дверь.

Толстяк выкрикивает мое имя. Ну вот и все. Глубокий вздох, и вот я уже делаю пять шагов по сцене. Быстро обмениваюсь с ведущим рукопожатием, он ободряюще хлопает меня по спине и жестом приглашает к трибуне. Приветственные аплодисменты стихают; и на меня выжидающе смотрит целое море лиц.

Я чинно достаю из кармана пиджака два сложенных листка бумаги и кладу перед собой на стойку. Прочищаю горло и набираю в легкие воздух для воодушевляющего вступления. То есть я надеюсь, что оно будет таковым.

— Леди и джентльмены! Наше правительство всегда поддерживало и будет поддерживать бизнес!

Для эффектности делаю паузу и со всей убедительностью выдаю следующую строчку:

— До внесенных нашим правительством изменений в законодательство бизнес задыхался от бюрократической волокиты и канцелярской скотины.

«Вот же черт! Рутины, идиот! Ру-ти-ны!»

Я очень, очень надеялся, что слушатели проспят мою оговорку. Увы. В зале раздаются сдавленные смешки.

— Спасибо, мистер тореадор! — внезапно выкрикивает какой-то остряк.

Тут уж плотину прорывает, и публика заходится хохотом.

Слово не воробей.

Двести человек успокаиваются лишь через минуту, и к этому времени уровень моего престижа падает до нулевой отметки. Уже не пытаясь произвести впечатление, я оттарабаниваю речь за половину запланированного времени.

Заключительная фраза встречается жиденькими аплодисментами, которые тонут в новой волне смеха. Я с позором ухожу со сцены.

Ведущий качает головой и хмурится. В аванзале меня тоже встречают прохладно, следующий докладчик, не здороваясь, проходит мимо, бормоча что-то под нос.

— Пожалуй, не самое лучшее ваше выступление, — тактично замечает Джереми.

— Просто оговорка.

— Крайне досадная оговорка.

— Да уж, но они повели себя прямо как дети!

Говорить больше не о чем, лучше уйти. Конечно, сейчас не помешало бы выпить, тем более на халяву, но желания подвергаться дальнейшим насмешкам нет.

— Пожалуй, я пойду.

— Да-да, конечно. Я вас провожу, — тараторит Джереми, видимо радуясь, что я уже ничем больше не испорчу мероприятие. — Мне все равно нужно предупредить следующего оратора.

Мы проходим по коридору в заднюю часть зала. Зрители, к счастью, всецело поглощены очередным выступлением. Джереми пожимает мне на прощание руку и испаряется.

В конце последнего ряда замечаю два пустых места. Судя по всему, Габби на сегодня речей хватило. Что ж, ее можно понять. У регистрационной стойки меня окликает молодая женщина, перебирающая ворох бумаг.

— Мистер Хаксли?

— Да.

— Вот, просили вам передать, — протягивает она сложенный листок бумаги.

Беру и разворачиваю послание, ожидая увидеть повестку за злостную клевету на делопроизводителей или аграриев.

Однако это вовсе не повестка, а записка от руки:

Думаю, вам сейчас не помешает выпить!

Я в баре через дорогу, и пить в одиночку скучновато.

Пожалуйста, не бросайте барышню в беде.

Чмоки-чмоки, Габби

Дважды перечитываю записку, чтобы убедиться, что все правильно понял.

Бросаю взгляд на часы: еще нет и половины восьмого. Завтра утром никакие дела меня не ждут, и уж точно сейчас мне нужно что-нибудь покрепче.

После нескольких секунд размышлений прихожу к заключению, что отклонить приглашение Габби будет просто не по-джентльменски. Да и что здесь такого особенного?

6

Выбегаю из фойе гостиницы на улицу. На противоположной стороне Стрэнда только один бар, и я устремляюсь туда.

Интерьер бара несет на себе отчетливую печать личностного кризиса. Владельцы словно бы так и не определились, что же они хотели открыть: ночной клуб, традиционный паб или же столовую для бездомных. Стены окрашены в огненно-оранжевый и сине-зеленый, меблировку же словно извлекли из помойки. Возможно, шизофренический дизайн — дань хипстерской моде, в последнее время основательно заполонившей нашу столицу.

Я оглядываю столики, по большей части пустующие, и в дальнем конце зала замечаю Габби. Собираюсь подойти к ней, но она машет мне рукой, встает и пробирается между столиков в моем направлении. После преодоления мебельной полосы препятствий походка ее становится более уверенной и решительной.

Габби останавливается в полуметре от меня, вторгаясь в мое личное пространство.

— Стало быть, вам действительно надо выпить, — констатирует она.