В третий раз за утро мне на глаза наворачиваются слезы. Возможно, прочитай я это письмо в двадцатичетырехлетнем возрасте, жизнь моя сложилась бы по-другому. Вот только что теперь-то плакать?
— Что там, Билл? — волнуется Клемент.
— Прочитай сам. — Я протягиваю ему листок. Затем вновь обращаюсь к Розе: — Почему ты сохранила эту страницу? Ведь ты должна была понимать, что, если бы о ней стало известно, замыслу твоей сестры пришел бы конец.
— Разумеется, поэтому-то она и выбросила эту часть письма в мусор. А я тайком достала листок.
— Ты не ответила на мой вопрос, Роза. Почему ты сохранила эту страницу?
— Потому что знала, что в конечном счете план Эми провалится и однажды мне придется отвечать перед вами. Это мое единственное средство доказать вам, что я не такая, как она.
— Возможно, и не такая, но ты все равно ведь соучастница.
— Я этого не отрицаю. И не снимаю с себя вину. Но вы должны понять Эми, чтобы разобраться, почему я стала ее соучастницей.
— Совершенно не испытываю желания понимать твою сестру. Она — сущее воплощение зла.
— Она вовсе не зло, Уильям. Она тоже жертва.
— Да что ты? — фыркаю я. — Что-то не верится.
Роза молчит, однако что-то подсказывает мне, что у нее припасено еще одно откровение.
— Ну так?
Женщина крепко жмурится и делает глубокий вздох.
— Ладно, — произносит она наконец. — До того, как мама стала работать в Хансворт-Холле, мы были обычной семьей и жили обычной жизнью. Как я считала… Оказалось, мой отец годами насиловал Эми, и однажды она… Однажды она просто не выдержала. Как-то вечером он прокрался в ее спальню, только на этот раз она его поджидала. Спряталась за дверью и ударила его в спину ножом. Одиннадцать раз. Он умер еще до приезда скорой помощи.
— Боже.
— Без дохода отца дом у нас изъяли за долги, и потому маме и пришлось устроиться сиделкой к вашему отцу. Нам просто надо было где-то жить. Эми несколько лет лечилась, вот только оказалось уже поздно. И мы с мамой усвоили, что, если потакать Эми, жить становится несколько проще. Звучит глупо, но мы боялись… Мы боимся ее.