Шарль Моррас и «Action française» против Третьего Рейха

Что стояло за его действиями? 23 июня 1937 г. Тардьё сообщил Поццо ди Борго, обвинявшему бывшего вождя в измене идеалам «Огненных крестов», что в 1930–1932 гг. в бытность главой МВД и премьером он ежемесячно выдавал де Ла Року по 20 тысяч франков наличными из секретных фондов и попросил своего преемника Лаваля продолжать выплаты при условии отказа «полковника» от реальных действий против властей. Пикантность ситуации заключалась в том, что устав «Огненных крестов» запрещал принимать субсидии от государственных учреждений, а «полковник» не ставил в известность о полученных суммах никого из соратников (вопрос о том, куда и на что они шли, остался открытым). Знание того, что де Ла Рок регулярно получал деньги от МВД – неизвестно точно, на протяжении скольких лет – дабы «шуметь и только», позволяет понять его поведение, включая события 6 февраля и противостояние Национальному фронту в 1937–1938 гг.

Разоблачения Поццо ди Борго, назвавшего де Ла Рока «фантомом на продажу» и «жалким мошенником, обманувшим самые благородные чувства человеческой души и сердца»[128], подхватили многие, включая L’AF. В книге «Как предал Ла Рок» (1937) Пюжо обвинил его не только в беспринципности, но в сознательном расколе национального движения. Назвав обличителей лжецами, «полковник» заявил, что не намерен оправдываться. Поццо ди Борго подал на него в суд за клевету, чтобы заставить говорить – или лгать – под присягой, и выиграл процесс, ключевым свидетелем на котором убедительно выступил Тардьё. За этим последовала серия процессов по искам де Ла Рока к журналистам и редакторам, включая Морраса и Доде, большую часть которых он проиграл. Рене Бенжамен вывел его в романе «Хроника смутного времени» (1938) под именем Сен-Реми. Тот произносит высокопарные патриотические речи, проповедует «простую жизнь» и «здоровую семью», обещает «дело» и собирает на него деньги, но под угрозой возможной гибели признается жене и рассказчику, одному из своих спонсоров, что всё тратил на любовниц. Несмотря на ущерб для репутации, «полковник» оставался видной фигурой оппозиции Народному фронту вплоть до лета 1940 г.

Еще одним заметным «бездействующим лицом» событий 6 февраля оказался Жан Кьяпп, находившийся в доме своего зятя. Что можно было ожидать от бывшего префекта? Учитывая его личную популярность, практически что угодно. Кьяпп мог придти в мэрию и либо стать ключевой фигурой «временного правительства», коль скоро его отставка оказалась главной причиной возмущения депутатов от Парижа и муниципальных советников, – либо отговорить их от активных действий. Мог появиться на площади Согласия во главе демонстрантов и призвать их на штурм парламента – или обратиться к полиции с призывом не стрелять по соотечественникам. Мог добраться до Бурбонского дворца и возглавить оппозицию – или попытаться примирить ее с правительством ради предотвращения кровопролития. Мог обратиться к президенту Республики, мог…

В чем только ни обвиняли бывшего префекта «левые», самым вялым и неубедительным было утверждение о его причастности к выступлениям и желании захватить власть. Ибо если у кого такие шансы имелись, то, пожалуй, только у него. Кьяпп лишь сокрушался, что его преемник не перекрыл доступ на площадь Согласия и выставил там мобильную гвардию – «они хорошие солдаты, но очень жестокие и плохо знают парижан»[129]. Единственное, что он сделал, – встретился под покровом ночи с главкономандующим генералом Максимом Вейганом, который заявил, что армия выполняет приказы правительства и только правительства, и с Тардьё, согласившимся, что надо требовать отставки Даладье. 18 июня 1947 г. Леон Блюм заявил парламентской комиссии по расследованию событий 1933–1945 гг., о том, что Тардьё, вместе с маршалом Петэном и Лавалем, входил в состав «временного правительства», которое «мятежники» 6 февраля предполагали провозгласить после захвата Палаты депутатов[130]. Тардьё уже умер, но его вдова немедленно и детально опровергла утверждение Блюма[131].

Не меньше, чем существование «фашистского заговора», современников волновал вопрос: кто отдал приказ стрелять по толпе?

Первой возникла фамилия министра внутренних дел Эжена Фро. «Человеку номер два» в правительстве было всего 40 лет. Избранный в 1924 г. депутатом от социалистов, Фро вышел из партии в 1932 г. вместе с премьером Жозефом Поль-Бонкуром, при котором служил государственным вице-секретарем и в адвокатском бюро которого десятилетием раньше начал свою карьеру. В следующих кабинетах он возглавлял министерства труда и торгового флота. Хотя в правительстве Даладье было много новичков, взлет Фро мог считаться исключительным. Имевший обширные связи в политических, деловых, военных и журналистских кругах, он слыл «славным малым», который «может преодолеть любое сопротивление, завоевать все симпатии и воплощает надежду на давно ожидаемые радикальные перемены» – и надеется, что «при следующем кризисе в Елисейский дворец вызовут именно его»[132] для формирования кабинета.