Шарлотта Бронте. Очерк жизни и творчества

И вот долгожданная встреча. Рочестер внешне так же силён и прям, как прежде, но выражение его лица несколько изменилось, в нём есть отчаяние, горестная задумчивость и угрюмая злоба, как у затравленного или пленённого зверя: «Орёл в клетке, чьи золотые глаза погасила жестокость, мог бы выглядеть так, как этот слепой Самсон…» Сцена узнавания и последующего объяснения Рочестера и Джейн полна такой горячей радости и торжества настоящей любви, что заключительные страницы романа – достойная, приподнято-романтическая кульминация торнфилдской части. Любовь преодолела все превратности судьбы, но, самое главное, героиня не отказалась от своих принципов, не нарушила долг перед самой собой. Вот поэтому таким ликованием полны начальные строки тридцать восьмой, и последней, главы романа: «Читатель, я вышла за него замуж», – вышла замуж как равная, как любимая и столь же горячо любящая, в конечном счёте одержавшая победу в их долгом единоборстве: восторжествовало её представление о счастье, долге и любви. Джейн счастлива, её брак с Рочестером прекрасен, у них есть сын, к Рочестеру частично возвратилось зрение. Выросла Адель: «разумное английское воспитание исправило в значительной степени её французские недостатки»; благополучно вышли замуж Дайана и Мери; что же касается Сент-Джона, то его судьба сложилась драматично. Сент-Джон пошёл намеченной дорогой и «среди призванных, избранных и верных» он, как апостол, «расчищает путь к совершенству» для тех, кто слабее. Однако дни его сочтены, «солнце его жизни устремилось к закату»: сказались непосильный труд в чужом краю и суровое самоотречение. Сент-Джон скоро предстанет «перед Господом». На этой торжественно-скорбной ноте кончается роман, но два последних абзаца только подчёркивают живую радость свершения, которая задаёт тон всей главе. Джейн выиграла и тот спор, который невольно вела с Сент-Джоном, когда его аскетизму и холодности противопоставила всепобеждающую волю быть любимой «по-земному».

В Сент-Джоне, возможно, сказались некоторые черты Генри Насси, который вот так же, не любя, предложил некогда Шарлотте Бронте двойное «амплуа» – своей жены и учительницы приходской школы, но Сент-Джон, несомненно, «обязан» и Уильяму Кримсуорту, этому холодноватому молодому человеку, такому разумному и прекрасно собой владеющему.

Итак, создаётся впечатление, что и Шарлотта Бронте (а не только её Джейн) отдала предпочтение герою «заморновского» типа (к этому её побудила и неудача с «Учителем»), но тогда возникает вопрос: что же такое роман «Джейн Эйр» с точки зрения метода? Возможно ли вообще сочетать, условно говоря, вполне романтического героя с вполне реалистической героиней? Что это – новаторство своего рода или «эклектический» авторский tour de force, который должен был придать роману увлекательность?

«Джейн Эйр» Шарлотты Бронте фактически ещё тяготеет к эстетике романтизма, потому что автор, например, в торнфилдской части иногда стремится передать «истину страстей» в «предполагаемых обстоятель-ствах»[37]. Однако образы, привычные для романтической эстетики, оживают в «Джейн Эйр» на новом этапе овладения художником реальной действительностью. Рочестер, например, во многом ещё романтический, байронический герой, – во всяком случае, у него есть все атрибуты такового, например, загадочная внешность. Автор акцентирует угрюмую мрачность героя. Рочестер некрасив, но сама его некрасивость выразительна и значительна. Он разочарован. Его окутывает тайна. Он – владелец старинного особняка, «замка», в котором происходят странные события. Он много и весьма туманно говорит о себе и даёт понять Джейн в первых же разговорах, что совесть его неспокойна, что его житейский опыт того свойства, который общество принимает неодобрительно. Мы смутно догадываемся, что он находится в оппозиции к нему. Домашний уют и покой ему скучны, большую часть жизни он проводит в путешествиях, лишь изредка наведываясь в Торнфилд. Он может быть эгоистичен, коварен. Одним словом, в Рочестере много от традиционного романтического героя-одиночки, бунтаря байронической складки.