Короткое (но не слишком короткое) и кокетливое, с элегантной юбкой, не сковывающей движения. Когда мы были в моей берлоге, Грейс как-то сказала мне, что ее платье на бал в честь окончания учебного года было красным, так что я знаю, что этот цвет придется ей по вкусу и что он наверняка оттенит ее глаза – и розовый румянец на ее щеках, который мне так нравится.
– Что это? – шепчет она, подойдя к кровати и легко потрогав платье кончиками пальцев.
– Я подумал, что тебе захочется надеть какую-нибудь обновку. Ты так давно не надевала ничего нового.
– Да, верно, – соглашается она, продолжая гладить платье. И, отодвинув Дымку, бросается ко мне и обнимает меня изо всех сил. Сейчас я могу думать только об одном – о том, что, если она пошевелится, ее полотенце – ее тонкое куцее полотенце, которое отделяет ее тело от моего, – упадет на пол.
Я бы погрешил против истины, если бы сказал, что какая-то часть меня не хочет, чтобы это случилось.
– Боже, Хадсон, я так тебе благодарна! – восклицает она. – Я в восторге от него, в диком восторге!
– Я рад, – отвечаю я, неуклюже пытаясь обнять ее таким образом, чтобы не свалить полотенце.
Но тут она, видимо, вспоминает, что на ней надето, поскольку, как только моя рука касается верхней – неприкрытой – части ее спины, она отшатывается, резко втянув в себя воздух.
– Почему ты не сказал мне, что я завернута в полотенце? – верещит она.
– Ты же только что вышла из душа, – говорю я, подняв бровь. – Я думал, ты это знаешь.
– Я забыла! Разве не ясно? – Она не ждет моего ответа, а просто хватает платье, ныряет обратно в ванную и захлопывает дверь. – Поверить не могу, что ты ничего мне не сказал! – кричит она из-за двери.
– Если я вампир, это еще не значит, что я неживой, – кричу я в ответ.
Она разражается смехом, затем к ее смеху присоединяюсь и я. Что хорошо, потому что это помогает мне убедить себя, что я уже полностью пришел в себя после ее объятий… до тех пор, пока Грейс не открывает дверь ванной и не входит в комнату, одетая в свое красное платье.
И тут я понимаю, что, как бы я ни пытался, мне никогда не отделаться от тех чувств, которые вызывает во мне эта девушка.
Глава 80 Звездой с неба
Дымка совершенно не обращает внимания на напряжение, вдруг возникшее между мной и Грейс. Она смотрит на Грейс и начинает тащить ее к двери.
– Подожди, Дымка! Мне еще надо обуться!
Тень нетерпеливо вопит, но Грейс только смеется. Я чувствую стеснение в груди, видя, что они начинают ладить.
– Еще минутка, не больше, я тебе обещаю.
Она держит свое слово, и через минуту мы уже выходим из номера, хотя Грейс всеми силами старается не прикасаться ко мне – и даже не смотреть на меня.
Когда мы доходим до конца гостиничного коридора, солнце только-только начинает садиться, и за всю мою гребаную жизнь я никогда еще так не радовался его заходу. Я не осознавал, насколько мое тело нуждается в темноте, пока ему не пришлось два с лишним месяца обходиться без нее.
Хотя, возможно, я жажду вовсе не темноты, а крови Грейс.
Мне было невыносимо удерживать себя от того, чтобы пить ее каждый день. Не потому, что я умираю от голода, а потому, что я отчаянно хочу снова отведать ее. Ощутить на своем языке ее горячую пряную кровь.
– Хадсон, посмотри! – шепчет она, глядя на небо. – Разве оно не прекрасно?
– Да, прекрасно, – соглашаюсь я.
Она бросает взгляд на меня, и ее дыхание пресекается. Но голос ее звучит как ни в чем не бывало, когда она замечает:
– Да ты ведь даже не смотришь на небо.
Мне хочется сказать ей, что я смотрю на нечто еще более прекрасное, но эта ремарка прозвучала бы старомодно, так я не произношу ее. Должен же я сохранить хотя бы какие-то остатки гордости.
– Небо как небо. Я видел его и прежде, – отвечаю я вместо этого.
– Какой же ты неромантичный. – Она закатывает глаза и кладет руку на перила лестницы: – Пойдем посмотрим на это захватывающее сборище.
– Детка, самое захватывающее в нем – это я, – говорю я, когда мы спускаемся в вестибюль.
– Ты и твои трусы «Версаче».
– Э-э, по-моему, правильное их название – это «боксеры-брифы». И для девушки, которая утверждает, что я ей не нравлюсь, ты определенно слишком уж зациклена на моем нижнем белье.
Грейс поворачивается ко мне:
– Это неправда.
– Еще какая правда. – Я вскидываю бровь: – Я уверен, что ты думаешь о моем прежнем белье куда чаще и дольше, чем я сам.
У нее делается на удивление серьезный вид.
– Я говорю не о твоих боксерах. Я говорю об остальном.
– Об остальном?
– Я не питаю к тебе неприязни. Может, я и питала ее к тебе сначала, но… Она вздыхает: – Неприязнь определенно не относится к числу тех чувств, которые ты во мне вызываешь.
– В самом деле? – Теперь вверх взлетают уже обе мои брови, и я подаюсь к Грейс, потому что это становится интересным. – И что же ты чувствуешь?
– Я чувствую, что хочу танцевать! – восклицает она и торопливо идет по тесному вестибюлю.
Теперь уже я закатываю глаза. Как я не догадался, к чему сведется этот разговор.