Шарм

Она подбегает к Хадсону и липкими ручками, не отпуская ком сладкой ваты, обхватывает его за талию. Хадсон треплет одну из ее косичек и улыбается.

– Привет, мисс Айлида.

Мама девочки торопливо подходит и, качая головой, отцепляет свою дочку от Хадсона.

– Полно, Айлида, не пачкай мистера Ви.

Айлида делает шаг назад и протягивает палочку с пушистой фиолетовой сладкой ватой Хадсону:

– Хотите сладкой ваты, мистер Ви?

Хадсон напрягается, и я понимаю, что он прикидывает, что было бы хуже: обидеть девочку отказом или заработать несварение, если он все-таки поест сладкой ваты.

Я наклоняюсь и спрашиваю:

– А ты не против, если угощусь я? У Хадсона аллергия на сахар, помнишь?

Девочка кивает и улыбается во весь рот, когда я отрываю кусок сладкой ваты и кладу его в рот. Я благодарю ее, а Хадсон говорит, что они увидятся на уроке на следующей неделе, машет рукой и сжимает мою ладонь, чтобы повести меня дальше.

Скорее всего, моя рука стала липкой от сахара, но он, похоже, не против, так что я тоже ничего не говорю. Его сильные пальцы сжимают мои, и я отвечаю таким же пожатием, идя вместе с ним сквозь толпу.

Мы находим наших трубадуров именно там, где и ожидали – посреди самой большой толпы на площади. Луми и Оребон аккомпанируют, а Кауамхи поет, и все вокруг них смеются и танцуют.

Оребон замечает нас в толпе и машет нам рукой, при этом не пропуская ни одной ноты. Остальные тоже продолжают выступление, широко улыбаясь нам.

Люди вокруг танцуют, аплодируют и бросают деньги в открытый футляр от музыкального инструмента, лежащий у ног Луми и Кауамхи. Я тоже начинаю танцевать, качаясь, кружась и двигая плечами.

Я пытаюсь заставить Хадсона потанцевать вместе со мной, но он отказывается и продолжает стоять неподвижно. Если не считать его протянутой руки, за которую я держусь, кружась на месте, он не проявляет никакого интереса к тому, чтобы потанцевать со мной.

Чем дольше мы находимся здесь, тем более шумной становится толпа. Все в отличном расположении духа, так что никто не возмущается, когда танцующие толкают их. Но я вижу, что Хадсон все больше напрягается по мере того, как толпа хмелеет и становится все разнузданнее. А когда кто-то валится прямо на меня – так что я улетаю вперед, – его терпение иссякает.

Он мягко берет меня за руку и вместе со мной протискивается к краю толпы. Более того, он старается двигаться так, чтобы я по-прежнему могла танцевать, кружиться и делать все, что мне хочется, пока он своим телом заслоняет меня от тех, кто может меня толкнуть, чтобы я могла чувствовать себя в безопасности.

И я действительно чувствую себя в безопасности – в куда большей безопасности, чем когда-либо ощущала себя в разгоряченной толпе. Но при этом Хадсон не пытается лишить меня права выбора, не пытается уговорить уйти или взять контроль над ситуацией в свои руки.

Вместо этого он изо всех сил старается сделать все, чтобы я чувствовала себя комфортно, притом так, чтобы наши с ним действия продолжала определять только я. Никто никогда не вел себя со мной подобным образом, даже Джексон, который все время стремится оберегать меня и пытается изменить мое поведение. Хадсон же просто действует так, чтобы вокруг меня оставалось безопасное пространство, в котором я могла бы делать то, что захочу.

И от этого он начинает нравиться мне еще больше.

Наверное, именно поэтому, когда одна песня заканчивается, а следующая еще не началась, я беру его за руку и говорю:

– Давай поищем место потише, такое, где будем только ты и я.

Глава 82 Звездочка ты ясная

– Грейс –

– Ну все, теперь ты можешь открыть глаза, – говорит мне Хадсон.

– Ты это серьезно? – спрашиваю я, открыв глаза и оглядевшись по сторонам. – Ты притащил меня на эту верхотуру?

– Для тебя только лучшее.

– Ты хочешь сказать, что это лучшее место для того, чтобы столкнуть меня вниз? – спрашиваю я, глядя вниз.

Уговорив меня сесть ему на спину и закрыть глаза, он вскарабкался на высоченную часовую башню, и теперь мы стоим прямо за циферблатом.

На остальных трех сторонах крыши этой башни имеется ограждение, доходящее мне до талии, а на этой стороне его нет – так что перед нами открывается потрясающий вид на городские огни и фестивальное убранство, но при этом до нас почти не долетает шум.

– Насколько высокая эта башня? – спрашиваю я, снова посмотрев вниз и думая, что Дымка, должно быть, чуяла нечто, о чем я не подозревала, когда отказалась взбираться сюда вместе с Хадсоном. Сейчас она бегает где-то внизу и, вероятно, сооружает для Хадсона еще один букет цветов.

Он подходит ко мне и становится рядом.

– В ней двенадцать или тринадцать этажей. А что?

– Да так, ничего. Интересно, через сколько секунд я разобьюсь насмерть, если упаду?

– И при этом люди обвиняют в пессимизме меня, а не тебя, – замечает он, покачав головой. – Не беспокойся, Грейс. Я не допущу, чтобы с тобой что-то случилось.

– Это ты сейчас так говоришь.

– Я получил ожоги, спасая тебя от дракона, и это произошло меньше чем через час после нашего знакомства, – напоминает он мне. – Так что я говорил это всегда.

Он прав. Так и было.

– А я поблагодарила тебя за это?