Шарм, или Последняя невеста

Отодвигаю Валерию от себя, она дрожит и сжимается.

Кажется, я испортил подвенечное платье своей кровью. От этого смешно становится. Красные пятна на белой ткани, как маковые головки на снегу.

Лера смотрит в глаза, будто на последнюю надежду. Но знала бы она, на что я ее обрекаю этим поступком. Выть хочется, упасть на колени и умолять, не делать этого. Не соглашаться стать моей невестой.

А если я не выдержу три месяца, а если она меня бросит…

– Валерия Белинская, выйдешь за меня?

Глава 26. Валерия

Когда он выдыхает последние слова, понимаю, что у меня только один вариант. Я даже подумать не могу, принять решение взвешено. Хотя. У нас же будет еще время? Будет?

А у папы?

– Лера? – шепотом зовет Генри и осторожно берет мою руку. – Не молчи, – одними губами. Разбитыми в кровь.

Он не может быть плохим. Генри неистово пробивал толпу мужланов, словно они спички, а не стокилограммовые боровы. И все ради незнакомки. Чужой, неинтересной девушки. Шарм ведь испарится, я знаю, и тогда будет больно.

Руки потеют от переживания, сердце колотится под горлом. Люди вокруг превращаются в болванки. Они качаются, гудят и, мне кажется, пытаются раздавить нас.

– Да. Я согласна, – колечко, еще теплое от его рук, ныряет на безымянный палец и ставит точку в нашей с Севером судьбе. По плечам бегут колючки, по щекам слезы. Что я наделала? Он никогда не сможет меня полюбить. Я буду всю жизнь мучиться. И он тоже.

Прикрываю веки, чтобы вспышки камер не слепили глаза. Пальцы Генри все еще на моей руке, вторая ладонь скользит по шее вверх и ложится на затылок. Подаюсь к нему, и теплые губы касаются моих губ.

Щелкают затворы, щелкают секунды.

Его поцелуй сладко-соленый. Жаркий. Он шарит языком по деснам, врывается в рот и переплетается с моим. Тело опоясывает горячим тугим ремнем, и когда Генри отстраняется, я уже могу стоять только с поддержкой.

Мачеха отходит в сторону, когда Генри выводит меня через толпу к машине. Двое охранников идут с нами: один невысокий, но крепкий, а второй худощавый и длинный. Первый впереди, расталкивает народ, второй позади – не дает никому приблизиться. Последний выносит из ЗАГСа мою одежду и сумку.

– Спасибо за помощь, – Север пожимает им руки, всматривается в лица. – Я не пошутил. Пойдете ко мне работать?

Кивают.

– Сопроводить вас, господин Север? – спрашивает тот, что повыше.

– Сейчас эта тварь вряд ли полезет, а вот завтра приезжайте: договоримся, – Генри прижимает меня к себе и целует в висок. – Я тебя теперь одну никуда не отпущу.

Обнимает плечи, будто я успею замерзнуть за несколько секунд, но я и рада: приятно чувствовать защиту. С ним ничего не страшно, даже если скажут, что конец света наступит через минуту, я буду улыбаться и чувствовать тепло его тела.

– Поехали домой, моя Золушка, – накидывая на меня куртку, говорит Генри. Открывает дверь авто, но не пропускает меня, а замирает на секунду. Смотрит, гладит пронзительным золотисто-медовым взглядом, касается ладонями щек и прижимается лбом ко лбу. – Что я наделал… – тихо, неслышно, но меня пронзают его слова.

– Что не так, Генри? – встряхиваю его снова. Я вижу, что он уплывает в себя. Еще миг, и не дозваться. Это движение головой в сторону, затем частое моргание, рывок плечом. Очень похоже перед приступами делал Артур. – Нам нужно уехать, не запирайся, прошу тебя.

– Почему ты такая? – он смотрит, а в его распахнутых глазах стынет невыносимая боль.

– Какая, Генри?

– Лучшая.

– Глупости.

– Правда.

– Поехали домой?

Он немного отодвигается, я замечаю, как дрожит и облизывает нижнюю губу. Та немного вспухла, но кровь остановилась.

– Остается только одно, – говорит Север, поглядывая затравленно исподлобья.

– Если для тебя это так важно, я подпишу бумаги, – понимаю без слов, о чем он говорит. Не знаю, что в договоре, но не заставит же он меня убивать лягушек или есть глаза бегемотов? Что там может быть страшного?

– Только сначала мы вместе его прочитаем, – твердо и решительно произносит Генри.

– Если я окоченею сейчас, то договор не понадобится, – с улыбкой целую его бегло в губы и ныряю под руку.

– Ох, боюсь, что ты меня возненавидишь… – хмыкает Генри и открывает дверь авто.

Люди расходятся. Мои родственнички и несостоявшийся муж все еще в помещении. Я рада, что больше их сегодня не увижу и стараюсь не вспоминать, как Валентина влепила мне пощечину за то, что я отказалась надевать свадебное платье. За то, что попыталась противостоять. Дралась и кусалась, как никогда. Но меня так быстро осадили, что до сих пор звенит в ушах. Если бы не Генри, не представляю, чем бы все закончилось. Я чудом вымолила минуту побыть в туалете и отправила смс.

Усаживаюсь и жду пока жених обойдет авто спереди. Разглядываю скромное золотое колечко на пальце, прямое без камней и завитушек, и замечаю сквозь стекло, что Генри умывается снегом с капота, как тогда возле дома: снимает напряжение, пытается побороть стресс. Ему пришлось несладко, и я готова не просто стать его невестой, но, кажется, соглашусь прожить до конца жизни бок о бок. Только бы не выгнал. Только бы понимал и ценил.