Шаровая молния

Не вынося боли, Алексей вернулся в зал и посмотрел в сторону открытого окна – вернулись мысли о самоубийстве. Но внезапно его снова ослепил сильнейший удар молнии, озарившей небо, как погожим солнечным днем, и тут же оглушил грохот грома, будто разом взорвалась вся планета. Леша рухнул на пол. И в этой кромешной тьме послышался его истошный крик. От боли и отчаяния. Крик, обращенный ко всему, что его окружало, ко всему, что произошло, ко всей его никчемной и ничтожной жизни, которую ему надоело терпеть:

– Не-е-ет!!! А-а-а-а!!!

Леша кричал вплоть до потери голоса, сменив протяжный крик на громкий рев.

– За что? Я не достоин такой кары! – твердил Вершинин, истерически посмеиваясь и все ближе и ближе подползая к окну. – Ха-ха, мне это, наверно, снится, – он приближался к пропасти без всякого страха и упрека. – Этого просто не может быть – я же хороший, как же я довел себя? Не могли они все погибнуть из-за меня. А сколько еще невинных людей погибнут от оружия и наркотиков? Почему тогда все преступники живут припеваючи, а не мучаются и не гибнут от страха и боли… как я?! Несправедливо! Я сейчас… просто спрыгну вниз. От падения во сне обычно просыпаются, так? Нет… А как же родители?! Они же просто не перенесут этого, – Леша говорил обо всем подряд, что только приходило ему в голову, глядя на парковку и газоны внизу. – Страшно? Ты сыкун?! Знаешь почему? Улететь туда – это для трусов. А ты же не трус? Остаться наверху и бороться – вот что достойно тебя… Кто это говорил? Да на хуй – он прав! Может быть, я и виноват, но я готов покаяться, готов измениться. Я начну… начну прямо сейчас! – Вершинин отполз от раскрытого окна, сбросил с кровати свои штаны, порылся в их карманах и вытащил оттуда шматок измявшихся купюр. Подержав их в руках, Леша завороженно посмотрел на них и рассмеялся. – И из-за этого я пресмыкался?! Именно эту гадость я смел ценить и уважать?! Не ради вас я жил! – выругался он на денежные бумажки, к которым у него с бешеной скоростью возгорелось отвращение. – Я смешен… просто смешен! – удивлялся Вершинин и стебался над собой. – Так пропади оно все – летите, убийцы!

Он сгреб в ладони все купюры и монетки, которые у него были, поднес их к окну и, взметнув руки вверх, пустил деньги в свободный полет. Монеты камнем полетели вниз, а купюры еще немного парили в прохладном воздухе, но вскоре намокли от дождя и стремительно упали вниз. Пятитысячные, пятихатки, косари и полтинники нашли свое пристанище на асфальте, на газоне, на окрестных крышах и карнизах, а некоторые приземлились на дорогу, уносясь вместе с потоками дождевой воды неведомо куда. Леха наблюдал за этим, почуяв несущественное, но все-таки облегчение.

Одно движение и Лешенька мог полететь к земле вниз головой, как и его деньги. Вздохнув, он произнес:

– Наверное, пришла и моя очередь?!

Леша считал, что никто на этом свете не смог бы найти выход из его ситуации лучше, чем суицид. Никто не сможет понять его и простить: к нему ничего хорошего испытывать не будут, вспоминая лишь о его поступках, о том, что он убийца, насильник, предатель.

«Решено! Умирать так умирать. Выхода нет, – думалось ему, когда он смотрел вниз. – Сколько я сотворил, сколько всего испортил своей упрямством, цинизмом, эгоизмом. Я убивал, крушил судьбы, думая только о себе – вот и додумался! Лучше я приговорю себя сам, чем кто-то посмеет решать мою судьбу. Так будет лучше для всех… и для меня – я знаю, что многие обрадуются, когда узнают, что меня нашли вон на том симпатичненьком газончике. Мало кто расстроится, мало кто будет оплакивать – простите все… я сам это сделал, потому что понимаю, что больше не могу так жить… Такая жизнь рано или поздно должна была зайти в тупик. Как же было прикольно тогда, как круто, как хорошо – я был на коне… на вершине, а сейчас здесь… собрался прыгать с этой вершины… А на самом деле я на дне, на самом грязном, темном, противном дне… просто в жопе! Только и ждут там на небе, чтоб встретить меня и засудить, ждут, что я сам к ним отправлюсь. Здесь я никто – вот так и заканчиваю свою замечательную жизнь… Не поминайте лихом, люди! А я-то думал, что выше всех, хитрее, умнее, богаче! Ха-ха-ха, как бы не так! Вот она моя хитрость: умираю самым жалким способом, чтобы не судил никто живого, чтобы жалко всем было, а богатство… богатство вон оно… по лужам плывет, а жизнь… загнал себя в угол и только… Куда же дальше? Только вниз… Ничего не исправить, сам виноват – думал же, что живу, наслаждаюсь, но, видимо, это не навсегда. Нечестно и жестоко… Ну-у?! Давай же, Леха, прояви свою твердость и решимость хоть здесь! Давай же…»

Вершинин, держась за створки, поднялся, замочив ноги в воде на полу. Встав на край, обдуваемый ветром и обмываемый дождем Вершинин молча боролся сам с собой, пытаясь принять последнее в своей жизни решение…