Мы долго беседовали с ним. То есть говорил один он, а я слушал, наблюдал, изучал и время от времени успевал подбросить ему вопросы. Хозяйки безмолвствовали... Ну, вот и все, господа. Вся моя встреча с Распутиным!
Доктор Шатров первым поднялся со своего кресла. Кошанский попридержал его:
- Постойте, постойте, Ника! А чем же вы все-таки объясните нам это пагубное и для России и - что ж скрывать? - для династии влияние этого страшного человека? Вот вы его наблюдали долго, вдумывались в эту личность...
Никите явно был неприятен этот вопрос. Но, к его большому удовольствию, трое из его слушателей, один за другим, хотя и каждый по своему, опередили его ответом.
Отец Василий, возведя очи горе, проговорил взволнованно:
- Я, господа, пастырь, священник перед престолом всевышнего. Судите меня, как хотите, но я сие наваждение объясняю просто: попущение господне над Россиею, а он, Распутин, сей якобы простец обличием, по существу есть антихрист.
Кошанский пошутил:
- Полноте, отец Василий! Гришка Распутин - антихрист? Много чести: разве что к у ч е р антихриста!
Вторым прогудел Сычов:
- А я отнюдь не просто объясняю: почему, скажите мне, господа, масоны на своем Брюссельском конгрессе столь сильно интересовались Распутиным?
Кошанский только потряс головой и с тихим смехом отвернулся: безнадежен, мол!
Третьим отозвался Кедров:
- А я, господа, быть может, проще всех смотрю на все, что там, в Царском и в Питере, происходит: рыба с головы тухнет!
За послеобеденным чаем собрались одни только старшие: остальных, даже Раису и Никиту, уговорил-таки поехать на лодке Сергей. Лесничиху с ними не отпустил муж.
Все еще под хмельком, юнец был настойчив:
- Ну поедемте с нами, Елена Федоровна! Ну что вы тут будете делать? Такой зной, а там, на Тоболе, э-эх! Мы плаваем всегда до бора, до большой излучины. Ваш ведь бор! А от воды такой прохладой веет! Опустишь руку в воду, поплещешь, побулькаешь, умоешь лицо - и все равно что искупался! А камыши... а река... Эх, почему я не Гоголь! Чуден Тобол при тихой погоде! Поедемте, Елена Федоровна. Я дам вам руль...
Лесничиха заалелась. Пожала плечами. Оглянулась на мужа - с какой-то жалостной, полудетской улыбкой.
- Поедем, Сеня?
Семен Андреевич передернул кончиком сухого, казачьего носа, засмотрел в сторону - преувеличенно равнодушно:
- Т е б я приглашает... молодой человек - ты и решай!
Все было ясно:
- Нет уж, Сережа, мы не поедем. Покатайтесь одни. Вас и так много.
- Вы что - боитесь, что наша лодка не выдержит? Да она двадцать пять человек поднимает.
Брата поддержал Володя:
- Вы знаете, какое у нее водоизмещение?
- Нет, нет, поезжайте. Спасибо.
И отошла.
Сергей скрежетнул зубами. И явно для лесничего, с презрением бросил:
- "Домострой" чертов... и это в наш век!
Стремительно повернулся и с дробным грохотом каблуков сбежал по ступеням веранды.
Лесничий беззвучно смеялся ему вслед. Ехидствовал.
Все уже сидели за чайным столом, как вдруг из прихожей, звяцая шпорами, подкручивая одной рукой и без того в ниточку пряденный ус, а другой слегка придерживая шашку, выпячивая в белоснежном кителе грудь, осанисто вступил в столовую становой пристав Иван Иванович Пучеглазов.
По лицу хозяина прошла легкая, мгновенная гримаса: словно бы уксусу нечаянно отведал.
Однако с непременным возгласом радушия и гостеприимства: - О! Дорогой наш Иван Иванович! - Шатров поднялся из-за стола, приветствуя гостя.
Становой зычно приветствовал всех:
- Здравия желаю, господа! Мир честной компании. Душевно приветствую дорогую именинницу! Арсению Тихоновичу! - Он приложил руку к сердцу.
Затем галантно, с замашками старого вояки, подошел к ручке именинницы, расправив усы, приложился, звякнул шпорами.
Долго тряс руку Шатрову, обеими руками. Смотрел на него увлажненным оком.
Когда же уселся, и выпил заздравную стопку шустовского коньяку, и стал закусывать, Арсений Тихонович спросил его с хозяйской радушной укоризной:
- Что ж вы на этот раз с запозданием, дорогой Иван Иванович? А я вас даже и встретить не вышел: привык, знаете, что ваши певучие, валдайские, за версту о вашем прибытии звоном весть подают. А сегодня - без колокольчиков.
Прожевав кусок семги с лимоном, пройдясь по усам блистающей белизною салфеткой и крякнув, становой пристав с добродушно-плутоватой хрипотцой ответил, прекрасно зная, что Шатров ему не поверит:
- Да, да, отпираться не стану: люблю сей дар Валдая под дугой, люблю! Они у меня музыкально подобраны, по слуху, а не так, чтобы просто, как другие ездят: лишь бы с колокольчиками, звякают, мол, и ладно. Нет! Да вы и сами, дорогой Арсений Тихонович, как-то изволили осмотреть и помните? - прочли еще вслух надпись отлитую: "Купи, денег не жалей, со мной ездить веселей!" Их так и выпускают на заводе, с такой надписью...
- Так что же? Или сегодня не на своих прибыли лошадках?
- Нет, на своих. На каурых. Но колокольцы велел кучеру завязать, чтобы не звякали: утомили! Я к вам - после дальнего объезда... Утомили!
И снова склонил к закускам большую лысую голову. Прислуга Шатровых так и звала его заочно - Лысан: "Ой, колокольчики слыхать, Лысан к нам едет!.."