Читаем Шекспир полностью

Живя в тюрьме, я часто размышляю,Как мне ее вселенной уподобить?Но во вселенной — множество существ,А здесь — лишь я, и больше никого.Как сравнивать? И все же попытаюсь.Представим, что мой мозг с моей душойВ супружестве. От них родятся мысли,Лающие дальнейшее потомство.Вот племя, что живет в сем малом мире.На племя, что живет в том., внешнем, мире,
Похоже удивительно оно:Ведь мысли тоже вечно недовольны.Так, мысли о божественном всегдаСплетаются с сомненьями, и частоОдна из них другой противоречит:Здесь, например, «Придите все», а там. —«Ко мне попасть не легче, чем пройтиВерблюду сквозь угольное ушко».Иное у честолюбивых мыслей,Им надобно несбыточных чудес:
Чтоб эти ногти слабые моглиПрорыть проход сквозь каменную толщу,Разрушить грубый мир тюремных стен.Но так как это неосуществимо, —В своей гордыне гибнут мысли те.А мысли о смиренье и покоеТвердят о том., что в рабстве у ФортуныНе первый я и, верно, не последний.Так утешается в своем позореКолодник жалкий — тем, что до него
Сидели тысячи бродяг в колодках, —И ощущает облегченье он,Переложив груз своего несчастьяНа плечи тех, кто прежде отстрадал. —В одном лице я здесь играю многих,Но все они судьбою недовольны.То я — король, но, встретившись с изменой,Я нищему завидую. И вотЯ — нищий. Но тяжелые лишеньяВнушают мне, что королем быть лучше.
И вновь на мне венец. И вспоминаюЯ снова, что развенчан БолингброкомИ стал ничем. Но, кем бы я ни стал, —И всякий, если только человек он,Ничем не будет никогда доволенИ обретет покой, лишь став ничем.(V, 5, пер. М. Донского)

Последняя игра является игрой в Короля и Свободу. Тюрьма — последний театр, где нужно быть одновременно и актером и зрителем, где выживание зависит от воображения, которое заставляют — наперекор всему — отнести самую мрачную, самую тайную и самую уединенную из сцен в просторный мир, чтобы на мгновение вдохнуть запах человеческого на открытом воздухе, даже если это тотчас же повлечет за собой новое отчаяние и еще более ужасное. Король Ричард II — в высшей степени и до одержимости король-актер театральной истории-пьесы.

ФАЛЬСТАФ

Думается, что примерно один год отделяет «Ричарда II» (1596) от «Генриха IV», ч. 1 (1596–1597), первой части диптиха, посвященного царствованию узурпатора. Две пьесы, формирующие оставшуюся часть тетралогии, следуют с годичным интервалом: «Генрих IV», ч. 2 (1596–1597) и «Генрих V» (1597–1598). Эта равномерная прогрессия указывает на ясность замысла, распределенного на три года, и то, что композиция на этот раз следует исторической хронологии; а также показывает, что Шекспир — единственный автор произведения.

Время, являющееся самой субстанцией истории, с особым пристрастием допрашивает актера истории. Возвращаясь к своему прошлому, Ричард II в тюрьме обвиняет себя за то, что транжирил время, и говорит, что время превращает его в часы страданий, где думы и стоны отсчитывают минуты. С вопросом о времени выходит на сцену Фальстаф, ключевой персонаж всей средней части тетралогии. Впрочем, он не выходит на сцену, он уже там: спит на скамье; он зевает, потягивается и спрашивает у принца — наследника Генриха, старшего сына Генриха IV: «Скажи-ка. Хел, который теперь час, дружище?». Пустота такого вопроса, заданного таким человеком, вызывает эту шутку-диатрибу принца:

Перейти на страницу:

Все книги серии След в истории

Йозеф Геббельс — Мефистофель усмехается из прошлого
Йозеф Геббельс — Мефистофель усмехается из прошлого

Прошло более полувека после окончания второй мировой войны, а интерес к ее событиям и действующим лицам не угасает. Прошлое продолжает волновать, и это верный признак того, что усвоены далеко не все уроки, преподанные историей.Представленное здесь описание жизни Йозефа Геббельса, второго по значению (после Гитлера) деятеля нацистского государства, проливает новый свет на известные исторические события и помогает лучше понять смысл поступков современных политиков и методы работы современных средств массовой информации. Многие журналисты и политики, не считающие возможным использование духовного наследия Геббельса, тем не менее высоко ценят его ораторское мастерство и умение манипулировать настроением «толпы», охотно используют его «открытия» и приемы в обращении с массами, описанные в этой книге.

Генрих Френкель , Е. Брамштедте , Р. Манвелл

Биографии и Мемуары / История / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное
Мария-Антуанетта
Мария-Антуанетта

Жизнь французских королей, в частности Людовика XVI и его супруги Марии-Антуанетты, достаточно полно и интересно изложена в увлекательнейших романах А. Дюма «Ожерелье королевы», «Графиня де Шарни» и «Шевалье де Мезон-Руж».Но это художественные произведения, и история предстает в них тем самым знаменитым «гвоздем», на который господин А. Дюма-отец вешал свою шляпу.Предлагаемый читателю документальный очерк принадлежит перу Эвелин Левер, французскому специалисту по истории конца XVIII века, и в частности — Революции.Для достоверного изображения реалий французского двора того времени, характеров тех или иных персонажей автор исследовала огромное количество документов — протоколов заседаний Конвента, публикаций из газет, хроник, переписку дипломатическую и личную.Живой образ женщины, вызвавшей неоднозначные суждения у французского народа, аристократов, даже собственного окружения, предстает перед нами под пером Эвелин Левер.

Эвелин Левер

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука