Шекспир

Фальстаф

Благоволите, ваше величество, высказаться яснее: о ком вы говорите, сударь?

Принц Генрих

О мерзком, чудовищном совратителе молодежи — о Фальстафе, об этом седобородом- сатане.

Фальстаф

Но если бы я сказал, что знаю за ним. больше грехов, чем. за самим собой, я бы солгал. Что он, к сожалению, стар, доказывают его седины, но что он, с позволения сказать, развратник — это я решительно отрицаю. Если пить сладкий херес — преступление, то помилуй боже беззаконника. Если быть старым и веселым грешно, то, значит, многие знакомые мне старые трактирщики угодят в ад; если тучность заслуживает ненависти, то, значит, тощие фараоновы коровы достойны любви. Нет, мой добрый государь, прогоните Пето, прогоните Бардольфа, прогоните Пойнса, но что касается милого Джека Фальстафа, доброго Джека Фальстафа, преданного Джека Фальстафа, храброго Джека Фальстафа, который доблестен, несмотря на старость, не разлучайте его, не разлучайте с вашим Гарри. Ведь прогнать толстого Джека значит прогнать все самое прекрасное на свете.

Принц Генрих

Я хочу его прогнать и прогоню.

(II, 5, пер. Е. Бируковой)

У актера есть выбор произнести последнюю реплику под маской и тоном короля-отца или же покинуть свой «трон» и, приближаясь к Фальстафу, отказаться от него от имени Хела и с меланхолической томностью. И Хел, став Генрихом V, прогонит Фальстафа в момент, когда последний полагает и заявляет, что он может опереться на их дружбу, чтобы стать самым влиятельным человеком в государстве. «Я тебя не знаю, старый человек», — отвечает Генрих Фальстафу («Генрих IV», ч. 2, V, 3).

Реплика, каким бы тоном ни была сказана, сворачивает шею веселости, которую разделял зритель все время, пока продолжалось товарищество между Хелом и Фальстафом. Но, будучи неожиданным, такое поведение не является непредвиденным, оно уже вписано в пьесу, начиная с первой части во время смены ролей. Наконец, моральный поворот принца, ставшего королем, является событием, заявленным с самого начала ч. 1 «Генриха IV», и его изменение наметилось при жизни отца, который был счастлив обнаружить в сыне-дебошире рыцаря.

Пьеса «Генрих V» пронизана националистским духом. Обращение короля к солдатам накануне Азенкура, когда он предлагает братство по оружию, превосходящее все рыцарские каноны, кажется, показывает Англию, основанную на демократии смелости, противостоящую Франции, узнице высокомерной аристократии, которая находит свое самое законченное выражение в дофине, будущем Карле VII. Не следует делать вывод, что Шекспир рисует Генриха V беспорочным. Он героичен, макиавелличен и циничен одновременно. Он основательно неловок в ухаживании за Екатериной Французской из-за лингвистических усилий…

На поле брани, как и в любовных делах, король-рыцарь бесподобен, эпичен или просто трогателен, часто резок; но оказывается, что эта добродетель рыцарства, которую он хочет воплотить, теперь мертва и похоронена. Она умерла вместе с героическим соперником Хотспером, сыном Нортумберленда, бунтовавшего против Ричарда, затем против Генриха IV. Именно Хел убил Хотспера на поле сражения, чтобы утвердить этим как в примитивном ритуале свою значимость и свое реноме. Хотспера ему представляли как образец всех добродетелей, и он должен был его разрушить, отстранить его от обязанностей советника трона, втаптывающего принца в грязь («Генрих IV», ч. 1, III, 2). Магическая операция по перемещению добродетелей убитого на личность его победителя, кажется, удалась. Однако это только видимость.