Шекспир, рассказанный детям

Вот как было дело. Когда женатого Антифалиса не пустили в его собственный дом (потому что предполагали, что он обедает там), он очень рассердился, думая, что это какой-нибудь каприз его ревнивой жены, так как ему и прежде случалось терпеть ее различные проделки. Он вспомнил, что жена часто обвиняла его в общении с другими женщинами, и это навело его на мысль отомстить ей; он пошел к этой самой женщине, а она пригласила его пообедать с ней. Вежливое обращение ее очень понравилось Антифалису, тем более что у него не выходила из головы обида, нанесенная ему женой, и он обещал подарить ей цепь, которую заказал для своей жены. Это была та самая цепь, которую золотых дел мастер отдал по ошибке Антифалису Сиракузскому. Женщина была восхищена обещанием и подарила ему кольцо со своей руки. После всего этого понятно, что она сочла Антифалиса сумасшедшим, когда он отрекся от

Комедия ошибок

У

г

знакомства с ней; она решилась идти к Адриане и рассказать ей, что случилось с ее мужем. Последний между тем пришел домой в сопровождении тюремщика (который позволил ему идти домой, чтобы взять денег на уплату долга) за кошельком с деньгами, который Адриана только что послала с Дромио и который попал в руки Антифалиса Сиракузского.

Прежде всего он начал упрекать Адриану за то, что она выгнала его из дому, так что Адриана с первых слов убедилась, что все рассказанное женщиной о ее муже справедливо. Она вспомнила также, как он во время обеда говорил, что он ей не муж ей и что он только второй день живет в Ефесе. Она расплатилась с тюремщиком, а мужа велела слугам связать веревками и караулить в темной комнате, между тем сама послала за доктором.

Напрасно старался Антифалис оправдаться в этом несправедливом обвинении: никакие доводы не могли спасти его из отчаянного положения, в которое он попал совершенно невинно. Чем больше он старался выпутаться и выходил из себя, тем более все убеждались в его сумасшествии. Та же участь постигла и Дромио, так как он был участником этой смешной истории. Его связали и заперли вместе с господином.

Но не успела Адриана обуздать таким образом мнимое бешенство мужа, как к ней явились слуги и сказали, что Антифалис вырвался из плена и гуляет по соседней улице вместе с Дромио. Услышав эту весть, Адриана в испуге созвала народ и пошла ловить беглеца, чтобы снова упрятать его под караул. Сестра сопровождала ее в этом походе. Когда они подошли к ближайшему монастырю,

<Ж>

взорам их действительно предстал Антифалис Сиракузский, который гулял с Дромио. Сходство его с братом снова ввело их в заблуждение: они были уверены, что это тот самый сумасшедший Антифалис.

Адриана подошла к «мужу» и начала кричать, что тот вырвался из-под караула. Народ, который она привела с собой, готовился схватить Антифа-лиса и Дромио, но они бросились внутрь монастыря, и Антифалис стал просить защиты и правосудия у игуменьи.

Игуменья была очень умной женщиной и пользовалась всеобщим уважением. Она не захотела принять мужчину под свое покровительство, не разузнав предварительно, в чем дело. Когда ей рассказали обстоятельно всю историю, она спросила, обращаясь к жене Антифалиса:

—Не знаете ли вы, что могло быть причиной внезапного помешательства вашего мужа? Не потонули ли его товары в море? Или, может быть, не расстроила ли его рассудка смерть одного из близких друзей?

Адриана сказала, что таких причин не было.

— Быть может, он влюбился в другую женщину и это привело его рассудок в такое состояние? — спросила игуменья.

Адриана отвечала, что давно подозревала это. Слишком часто в последнее время он отлучается из дому.

Теперь игуменье стало ясно, что причиной его помешательства была не любовь к другой женщине, а безрассудная ревность его жены, вследствие которой Антифалис часто уходил из дому. Чтобы узнать истину (так как игуменья знала несносный характер Адрианы), она сказала Адриане:

— Вы, вероятно, не препятствовали ему в этом.

j

V

— Нет, я всегда старалась отвратить его от этого гнусного поведения,— сказала Адриана.

Л

— Но, может быть, вы чересчур слабо удерживали его?

Адриана, желая убедить игуменью, что она довольно говорила об этом мужу, отвечала:

— Это было постоянным предметом нашего разговора. Я даже в постели не давала ему покоя и осыпала его упреками. За обедом я не давала ему есть моими нравоучениями. Когда я оставалась с ним наедине, я ни о чем другом не говорила, кроме этого, а при гостях я ему беспрестанно намекала об этом. Одним словом, я ему только и говорила, как скверно и отвратительно любить другую женщину больше, чем меня.

Выслушав такое признание от ревнивой Адрианы, игуменья сказала ей: