Что же придумать, чтобы их встречи продолжались? Нина даже наговориться не успела со своим маэстро. А ведь ей было интересно с ним, как ни с кем другим. Именно непринужденная атмосфера его уроков позволила Нине почти полностью избавиться от сопровождавшей ее всю жизнь неуверенности. Должно быть, само Небо преподнесло ей величайший дар, - она умела понимать Сандро, а он ее. А из понимания рождалось доверие.
Это были самые необычные уроки, которые только можно себе вообразить. Да, это была музыка, но какая? Учитель и ученица обсуждали разнообразнейшие темы, порой весьма далеко отстоящие от того, что перед этим собирались изучать, играли в четыре руки, смеялись, шутили.
Потом Сандро возвращался домой, садился за фортепьяно, и возникали новые мелодии. Все они были разные, но каждая называлась “Нина”. Ее тихий смех, брошенный из-под длинных ресниц взгляд, интонации, протянутая для поцелуя рука, губы, приоткрывающиеся под его губами… все это воплощалось в звуки. Это была бесконечная, неугасающая песня о любви.
А Нина запиралась у себя в спальне, сказавшись усталой, садилась в кресло и, обняв шелковую подушку, закрывала глаза. Счастливая улыбка не сходила с ее губ, а в ресницах дрожали слезинки. Послезавтра он снова придет, и снова все это повторится: поцелуи, прикосновения рук, немного музыки и долгий, долгий разговор…
В этот раз речь зашла о театре. Слушая своего учителя, Нина не сомневалась, что он примет, а может быть, уже принял, предложение Джованни Моретто. Слишком уж любил Сандро музыкальный театр, хоть и ругал его, на чем свет стоит.
- Нет ничего хуже итальянской публики, - бурчал он, - нигде больше не встретишь такого безобразия. В Вене люди ходят в оперу, чтобы послушать музыку, у нас же – неизвестно зачем. Во время спектакля они шуршат обертками от конфет, жуют так, что заглушают оркестр, смеются, ходят из одной ложи в другую, знакомятся, назначают свидания, обсуждают моды и политические новости, словом, делают все что угодно, только не слушают певцов. Странно, что при этом итальянская опера – лучшая в мире.
Нина недоверчиво качала головой. Уж ей-то было прекрасно известно, что он может заставить слушать кого угодно, даже такого непрошибаемого человека, как Сергей Андреевич.
- А администрацию я вообще не понимаю. Чем они руководствуются при выборе репертуара? Уж никак не разумом и не вкусом. Нанимают бездарных композиторов, лишь бы подешевле, а потом удивляются, когда оперу приходится снимать после трех-четырех спектаклей, и обвиняют во всем исполнителей. На этом фоне безголосые партнеры – сущий пустяк.
- Но все это мелочи в сравнении с Моцартом и “Волшебной флейтой”? Я правильно понимаю вас, маэстро?
- Вы хотите сказать, синьора, что узнали произведение по тем нескольким нотам, что слышали у меня дома? Если это правда, то я не достоин такой одаренной ученицы!
- О нет, маэстро, - отвечала Нина, скромно потупившись, - я прочла название на вашей партитуре. Она лежала на рояле.
- Ваша честность, синьора, достойна награды. Вы первая услышите арию Тамино, влюбившегося в изображение на клочке бумаги.
Теперь шутки кончились. Сандро-Тамино пел о красоте женщины, нарисованной на портрете, а Нина-Памина слушала. Откуда Моцарт знал, что через пять лет после его смерти, они встретятся здесь, между горами и морем? И как он сумел выразить звуками то, что они почувствуют?
Тамино заслуживал нежного поцелуя, чем Сандро не преминул воспользоваться.
- Отсюда я бегу прямо к Моретто. Сегодня первая репетиция.
- А как же примадонна? – поинтересовалась Нина. – Неужели ты успел ее полюбить?
Сандро трагически вздохнул:
- Это неизбежное зло, такое же, как публика. Пожалуй, эта певица – единственный недостаток Джованни. Во всем остальном с ним вполне можно иметь дело, у него есть даже одно неоспоримое достоинство.
- Наверное, правильный выбор репертуара? – предположила Нина.
- Нет. Он спокойно относится к моей бороде.
О да, бесспорно, это достоинство! В ту пору, как мода требует гладко выбритых мужских лиц, не каждый импресарио согласится выпустить на сцену бородатого артиста.
- В этом мы с ним похожи. Я тоже совершенно спокойно отношусь к твоей бороде. Когда же премьера?
- Через шесть недель. Планируется всего полдюжины спектаклей. Джованни боится, что наша публика не воспримет австрийскую оперу, и не хочет сильно рисковать. Я думаю, он не прав, потому что Моцарт – лучшее, что есть сейчас в музыке.
Нине стало грустно. Она не сможет присутствовать ни на премьере, ни на одном из спектаклей. Срок траура истечет только к первому мая, до тех пор она не имеет права выезжать никуда.
- Не огорчайся, - попробовал утешить он ее, - у меня там далеко не самая выигрышная роль. Баритону повезло больше, у него и эффекты, и комичные реплики, и нормальная партнерша. Знаешь, роль Папагено Шиканедер писал для себя. Уж он-то постарался! Давай лучше подумаем, как нам провести Антонелу. Я не хочу терять такую замечательную ученицу, как ты.
- А не согласитесь ли вы, маэстро, обучать меня правилам композиции? Я давно мечтаю научиться сочинять музыку.