Шелковый путь «Борисфена»

Хитрая бестия Милорадов. Небось, продумал уже все возможные варианты окончания игры. Вот только не до шахматной партии было сейчас Маликову. Беспокойная мысль засела в голове: уж слишком на бриге тихо. То, что генуэзца послали к чертовой матери, ничего не означает, здесь сработала старая военная привычка держать свои намерения в тайне. А теперь надо все перепроверить и твердо убедиться, что никаких пиратов нет.

Капитан приоткрыл дверь каюты:

- Ван Дорнинка ко мне!

Через минуту вахтенный офицер был в кают-компании.

- Сигнал на “Борисфен”: немедленно явиться к старшему на рейде! - приказал Маликов. – И наблюдать! Как только спустят шлюпку, доложить!

Молодой лейтенант ринулся выполнять приказ.

- Плохие новости, господин консул! – обращаясь к своему другу, Маликов перешел на официальный тон. – Возможно, бриг действительно захвачен!

Он мог бы этого и не говорить. Сергей и так понял, что генуэзец не лгал.

Петр Лаврентьевич сел за стол и постучал пальцами по столешнице. Больше всего ему сейчас хотелось увидеть перед собой физиономию фон Моллера и услышать доклад о том, что на “Борисфене” все в порядке.

Время тянется невероятно медленно. Милорадов притих, теперь и ему не до шахмат. Спят они все на “Борисфене”, что ли? Или фон Моллера не могут разбудить? А капитан где? Может, на берег сошел? Чем больше проходит времени, тем сильнее беспокойство. Провокация? Но чья? Турки? Какой им резон?

Наконец появляется ван Дорнинк. Новости неутешительные.

- Сигналы горят. На “Борисфене” никакой реакции.

Это они, пираты, нечисть поганая! И на что покусились! На доблестный русский корабль! У Маликова зачесались руки.

- Команду поднять! Только тихо! Помощника ко мне! Будем подбираться ближе!

Четкий план действий возник в голове. Сначала подойдем на пушечный выстрел. Чтобы ни одно судно не стояло между “Минервой” и “Борисфеном”. Если придется стрелять, то чтоб наверняка! Генуэзец стоит за бригом. Его предупреждать не будем. Если не дурак, сам догадается убраться подальше.

Подойдем, пошлем на разведку шлюпку. Но, если выяснится, что фон Моллер преспокойно дрыхнет, ему не поздоровится! Боевой азарт уже охватил Маликова. Сейчас, если бы его лишили возможности схватиться с врагом, он не простил бы этого.

Команда к бою готова. “Минерва” практически бесшумно снимается с якоря. Появляется помощник с докладом:

- На “Борисфене” погасили огни и ставят паруса. Они уходят, Петр Лаврентьевич!

Больше сомнений нет! Маликов спешит на мостик. Он уже забыл о своем госте, но тот не отстает от капитана ни на шаг. Черт с ним, пусть смотрит! “Борисфен” – его корабль. Ему потом отдуваться!

- На русском корвете зажгли сигнальные огни!

Джанни бесцеремонно оторвал своего капитана от молитвы, но тот не сердится. Господь образумил русских, разве не об этом Энрико просил его? Еще, Господи, не оставь там, на захваченном бриге, синьора и его жену, а мы уж позаботимся о себе сами. С твоей помощью, конечно!

Энрико взлетает на мостик:

- Русские ни за что не позволят пирату уйти, расстреляют без всякой жалости, несмотря на то, что там находятся их люди. Но если бой развернется в порту, пострадает не только бриг. Босфор узок. Корвет своими пушками способен пол-Стамбула разнести!

Это он, конечно, преувеличивает, но “Альбатросу” даже одно русское ядро, и то совершенно ни к чему!

- Если мы хотим спасти синьорину, груз и наши шкуры, нужно убираться отсюда, – продолжает капитан.

- Но как? - Ночью купеческим судам движение в Босфоре запрещено. Джанни знает это не хуже своего капитана. - Турки не выпустят нас!

- Отойдем чуть дальше, и прижмемся к берегу. Здесь достаточно глубоко.

Прежде Дино с русскими военными кораблями встречаться не доводилось. Он и не подозревал, что огоньки, загоревшиеся чуть в стороне, предназначаются захваченному им бригу. Но он заметил движение на бригантине, с которой прибыла последняя шлюпка. Генуэзец собирался удрать, а этого Дино позволять не желал. Он уже заприметил этот корабль и собирался встретить его по дороге домой. Бригантина сама по себе хороша, да еще и в брюхе у нее полно! На эти вещи глаз у Дино был наметан, он редко ошибался. Нет, медлить и ждать захода луны больше нельзя. Нужно опередить генуэзца и раньше него выйти в Эгейское море!

Слова, неотделимые от слез, немые молитвы, звучащие в сердце, пальцы, сплетающиеся с шелком локонов, быстрый топот десятков ног, промчавшихся по палубе, темнота и горестный вздох:

- Прости, любимый. Это из-за моей глупой прихоти мы оказались здесь.

- А я считал - из-за моей!

- Нет. Об этом нельзя думать! Нельзя себя винить. Никто не виноват!

Приглушенные команды, скрип лебедки. Поднимают якорь! Легкое, едва уловимое покачивание усиливается.

Губы с бесконечной нежностью касаются губ. Вкус слез. Я с тобой. Мы вместе. Слабое утешение, но больше Сандро не знает, что сказать.

- Не молчи, Сандро, пожалуйста, не молчи!

Громоподобный выстрел рассекает тишину летней ночи. Нина вздрагивает.