Шенгенская история

Из арки справа от камина появился круглолицый мужчина в поварском фартуке поверх джинсов и клетчатой сине-зеленой рубашки.

– Bonsoir, bonsoir! – Он заулыбался на ходу. Опустил керамическое блюдо с куском мяса, перетянутым толстой нитью, на деревянную подставку. Снял толстые кухонные перчатки-прихватки и протянул руку Андрюсу.

– Charles, père de Philippe![59]

Андрюс представил себя и Барбору по-английски, и Шарль, папа Филиппа, тоже перешел на английский.

– А как вы познакомились с Филиппом? – спросил он.

Андрюс вкратце рассказал Шарлю, как его избили на рю де Севр и как Филипп заставил прохожих вызвать врача из госпиталя напротив. Пока рассказывал, подумал, что отец Филиппа не мог не знать эту историю. Ведь они с Сюзанной наверняка расспрашивали сына о гостях, которых Филипп решил позвать к себе домой на викенд. Иначе просто не могло быть! Но, ясное дело, отец хотел услышать эту историю еще раз.

Над мясом поднимался ароматный пар с запахом розмарина. Запах мяса вызвал у Андрюса ощущение голода.

– Вы не вегетарианка? – поинтересовался у Барби папа Филиппа.

– Нет, что вы! У нас очень любят мясо! – странно ответила она, словно продолжая ранее начатый разговор.

– У вас? – переспросил Шарль.

– В Литве! У нас очень любят мясо и картошку.

– У нас тоже, – Шарль кивнул и окинул взглядом сервировку стола.

В комнату вошли Сюзанна и Филипп.

Ужин показался Андрюсу бесконечным и даже когда, казалось, уже никто ничего больше не мог есть, Шарль продолжал наполнять вином из кувшина толстостенные тяжелые бокалы из зеленоватого стекла и продолжал расспрашивать Филиппа о жизни и учебе в Париже, а Андрюса об охоте на диких зверей в Литве, о рыбалке и об уровне преступности. Женщин, сидевших за столом, он не то чтобы не замечал, но вопросами и разговорами не тревожил. Хотя когда рассказывал что-то сам – тоже об охоте, о соседе-виноделе, у которого покупает вино, то глаза его то и дело останавливались на Барборе, уже несколько раз зевнувшей и несколько раз успевшей остановить, запить вином или водой свой кашель.

– Ну, как вам кабан? – с гордостью спросил Шарль гостей, когда они, наконец, уже поднялись из-за тяжелого деревянного стола. – Это, конечно, не я. Это приятель подстрелил! Но я приготовил! Я люблю готовить!

Похвалив мясо совершенно искренне и справедливо, Андрюс и Барбора поднялись по лестнице вверх.

– Отсыпайтесь! Завтрак в десять-тридцать! Bon nuit! – долетел до них снизу голос Сюзанны.

На массивной старинной кровати, стоящей на вырезанных из дерева медвежьих лапах, они заснули как убитые.

Андрюс проснулся первым. Проснулся и лежал, затаив дыхание и пытаясь услышать сквозь плотную завесу утренней тишины хоть какие-то признаки жизни в доме. Не услышал.

Субботний завтрак окончательно убедил Андрюса, что Париж и Франция живут по-разному. А завтракают тем более по-разному. На столе, над которым в воздухе еще витал аромат запеченной с розмарином лопатки кабана, большой чайник соседствовал с кофейником, а по центру радовал глаз круглый лимонный торт.

– У нас сегодня важные клиенты, – сообщила Сюзанна, снова одетая в спортивный костюмчик, но в этот раз не лыжный, а для бега. – Но Филипп вами займется! Правда, Филипп?

Мальчик, сидевший немного задумавшись, безошибочно повернулся к маме и кивнул.

– Да, да! У нас сегодня охота! Ты же нам Ашку дашь? – спросил он.

– Конечно. Только не особенно увлекайся! И возвращайтесь засветло! Я приготовлю вам с собой бутерброды. Встретимся за ужином. – Слово «ужин» она произнесла так многозначительно, словно оно должно было писаться не просто с заглавной буквы, а только заглавными буквами.

– Так, – бодро скомандовал гостям Шарль, поднимаясь из-за стола. – Теперь собирайтесь с духом, и пойдем вооружаться!

В одинаковых зеленых резиновых сапогах, в одинаковых жестких перчатках, с одной маленькой, почти игрушечной корзинкой и двумя садовыми совочками в руках Андрюс и Барбора вышли во двор, посмотрели друг на друга и чуть не рассмеялись. Из-за главного дома послышался лай собак и голос Шарля, говорившего уже по-французски. Ему, перекрикивая собачий лай, отвечал Филипп. Андрюс, а за ним и Барбора, пошли на голоса.

Шарль и Филипп стояли перед открытой в собачий вольер калиткой. Там, за заборчиком из металлической сетки стояли – каждая в своем отсеке – четыре собачьих конуры. Четыре собаки – два терьера, ретривер и немецкая овчарка – напряженно смотрели на хозяина и его сына. Они словно знали, что сейчас удача ждет только одну из них. И вели себя нетерпеливо. А Шарль, одетый в зеленую охотничью куртку и в противоречащие этой куртке почти домашние мокасины, даже не смотрел в их сторону.

– Ашка, Ашка, – позвал Филипп, стоя перед калиткой.

Овчарка тут же подпрыгнула и залаяла.

Шарль выпустил собаку. Она, хоть и выпрыгнула из своего отсека вольера пулей, но тут же остановилась и присела перед папой мальчика, преданно и ожидающе глядя на него.

Хозяин пристегнул к ее ошейнику вытяжной поводок.

– Держи, – протянул полукруглую ручку-рулетку поводка Филиппу. – Бутерброды и воду не забыл?

Филипп дотронулся рукой до рюкзачка на спине.