Капитан уже хотел закрывать чемодан, как вдруг ему бросилось в глаза какое-то сходство между всем тем, что там лежало. Он задержал крышку чемодана, взглянул еще раз. На всем… На бутылках на шоколаде, на папиросных коробках, сигаретах, спичках — красовались размазанные штампы ресторанов, буфетов и чайных. Шепот пробежал взглядом по штампам — названия городов и местечек, станций, районных центров… Названия как названия, ничего там нет такого, на первой попавшейся карте найдешь. Что же его так смутило? Еще раз взглянул… Да, не было сомнений. Не такой уж и беспорядок царил в чемодане, как казалось на первый взгляд. Все вещи, и мелкие и покрупнее, уложены так, чтобы можно было проследить весь маршрут доктора Кемпера. Дневник путешественника, написанный с помощью ресторанных штампов! Что ни говорите, а это было остроумно! Но остроты остротами, а невольно встает вопрос: почему турист не записал свой маршрут в блокнотик, почему не аннотировал все интересное, а обратился к такому причудливому способу? Может, боялся? Может, хотел показать себя внешне чистеньким, избежать малейших подозрений. Дескать, пожалуйста, вот мои записные книжки, вот мои вещи, как видите, ничего недозволенного, никаких тайных цифр, никаких схем, никаких зарисовок военных объектов… Вот использованная пленка от моего фотоаппарата. Можете проявить, вы убедитесь, что я не фотографировал ничего недозволенного.
Турист может порой и в самом деле влезть не туда, куда следует, может и сфотографировать нечто такое, что фотографировать не принято, например важный мост, который ему нравится просто в эстетическом плане. Но такой турист, если он честный человек, никогда не станет прятаться и маскироваться. А тут что-то вызывало подозрение. К тому же те шурупы, о которых доложил Микола.
Шепот посмотрел на дверцу, повертел ручки стеклоподъемника, спросил у доктора:
— Стеклоподъемники действуют хорошо в шкоде?
— Я уже говорил вашему солдату, — нахмурился доктор. Еще надеялся своим гневом отвести от себя подозрение, хотя уже и понял: пропал. Все его допущения оказались ошибочными, несчастье пришло, откуда он и не ждал, а прийти могло именно отсюда. Как могли пограничники узнать о его тайнике?
— С вашего разрешения, — сказал капитан, беря у Миколы из рук новенькую отвертку с красной ручкой.
— Я протестую! — закричал немец. — Вы не имеете права! Я германский гражданин! Я!!!
— Но ведь машина — чешская, — усмехнулся капитан, — а с нашими друзьями чехами…
— Я купил эту машину, вы не имеете права! Это моя собственность.
— Никто не зарится на вашу собственность. Мы просто выполняем свой долг. Еще раз прошу простить, но…
Рука Шепота быстро вывинчивала один за другим шурупчики. Панель отстала. Капитан заглянул в щель, отвинтил еще два шурупа, отделил панель… В ребристых пустотах дверцы, тщательно закрепленная, чернела продолговатая нейлоновая сумочка.
— Что это? — спросил капитан.
— Я не знаю, — крикнул немец. — Я ничего не знаю!.. Это… — Хотел сказать провокация, шантаж, инсинуация, разные слова навертывались на язык, но, не вымолвил ни одного: пересохло в горле. И Кемпер только прохрипел: — Х-х-х-х…
Шепот пощупал мешочек. Под пальцами круглились твердые фотоаппаратные кассеты. Почти ясно. Тут фотоматериал. А там в чемодане добавочные описания. Так сказать, «привязка» к местности. Остроумно, просто и совсем не банально.
— Вынужден вас задержать, — вздохнул Шепот, незаметно глазами показывая Миколе на немца. Микола вмиг очутился возле доктора. — Мне очень жаль, — продолжал начальник заставы, — но порядок требует, чтобы вы зашли в нашу канцелярию, где будет…
12
Цепь замкнулась. Живая цепь обвила окрестные горы, обложила самые густые темники, перекинулась через ручейки и потоки, отгородила таинственный свет пограничья от клокочущей жизни городов, от тихих домов маленьких поселков, от тропинок, по которым дети ходили в школу, и от больших шоссе, с неутомимыми труженицами-машинами на их крутых серпантинах. Солдаты стояли рядом с колхозниками, студенты — эти извечные мечтатели — выбрали себе мрачнейшие лесные участки, где каждое дерево и каждый куст обещают приключения, неожиданность и угрозу. Враг был где-то там, в большом кольце неизвестности, на одной из ветреных горных вершин или же в затишной пазухе долины, ощетинившейся остриями смерек, рано или поздно он должен спуститься в большую долину, к шоссе, к той широкой жизни, на которую замахивался своим появлением.