Шепот

И вот он спит, а на заставе что-то происходит… Капитан Шепот возглавляет какую-то операцию. А какая может быть сейчас операция кроме…

Чайка порывисто сел в кровати, выпростал из-под одеяла ноги, быстро натянул брюки, обул на босу ногу сапоги, протирая заспанные глаза, выбежал из комнаты. В коридоре пусто. Дежурный по заставе смотрел в окно, которое выходило во двор. У Чайки не было времени на рассматривание, толкнул наружную дверь и вылетел из нее. Посреди двора стояли два газика. В них усаживались пограничники, заносил ногу на ступеньку сержант Гогиашвили. Вот тебе на! Дежурили вместе, Чайка спит, а он уже тут! Капитан стоял возле первой машины, ждал.

Чайка подскочил к нему, сгоряча приложил руку к голове, вспомнил, что без фуражки, мигом отдернул руку, выпалил:

— Товарищ капитан, разрешите…

— Вы собрались на физзарядку, Чайка? — спросил насмешливо Шепот.

— Разрешите мне… поехать с вами, товарищ капитан! Шепот уже не смеялся.

— Одна минута вам, — сказал сухо. — Через минуту выезжаем…

— Есть! — обрадованно выдохнул Чайка и полетел назад к заставе.

Выбежал оттуда через несколько секунд, неся скомканную в клубок одежду, автомат, запасные магазины. Только успел бросить вещи в машину, как газик тронулся. Заспанный, еще до сих пор полусонный, Чайка стал мигом одеваться.

— Ах, какая несправедливость, — с наигранным: возмущением покачал головой сержант Гогиашвили. — Почему для Чайки старшина отпустил столько нарядов? Не успевает человек одеться. Полдня надо на туалет.

— Да разве ты не видишь, — захихикал водитель Ми-кола, — то ж не Чайка, то какой-то граф. Товарищ граф, а где же ваш фрак?

Чайка был так озабочен одеванием, что у него даже не было времени огрызнуться на насмешки. Наконец он затянулся ремнем, повесил магазины, нацепил на плечо автомат, поудобнее уселся, нахально вытаращился на сержанта Гогиашвили, словно бы и не узнавал его:

— Погодите, товарищ… Где-то я вас словно видел? Сержант вздернул черным усиком, протянул к Чайке могучую руку, делая вид, что хватает его за воротник. Но Чайка уже пришел в себя от сна и страха, что его не возьмут. О своем приключении в дождливую ночь на границе предпочитал не вспоминать, потому жест Гогиашвили не произвел на него ни малейшего впечатления.

— Ах, ах, — воскликнул он обрадованно. — Узнаю вас, сын грузинского народа! Вы — Арсен из Марабды, витязь, тигр и леопард! И куда же вы хотели сбежать от своего верного побратима?

— На курорт. В Цхалтубо, — сказал Гогиашвили.

— А тебя на Гадючьей гребле выбросим, — вмешался опять Микола.

— Спрашивается, что будет со встречными машинами, водители которых болтают с пассажирами? — ехидно вытянул к нему шею Чайка. — Отвечаем: машины поцелуются… с водителями… Вы, дорогой товарищ Цьоня, умудрились вчера не показать своего шпиончика и сегодня тоже хотели задать стрекача… Может, вы считаете, что Чайка не достоин увидеть живого шпиона? Но ведь человечество в состоянии исправлять свои ошибки только благодаря наглядному показу этих ошибок. Покажите Чайке живого шпиона, и вы получите уже другого Чайку! Количество перейдет в качество! Все сто восемьдесят сантиметров моего роста наполнятся новым содержанием. Точно, товарищ сержант!

— Увидишь, — пообещал ему Гогиашвили, — подожди немного, дорогой, и ты увидишь… Если бы мы с тобой смотрели в позапрошлую ночь лучше, то и там бы увидели.

— Стихия мешала, — развел руками Чайка.

— Стихия всегда… Вот и сейчас — вечер… Будет темно…

— Солнце низенько, вечер близенько, спешу до тебе, мое серденъко, — запел Чайка. — Так куда же мы едем, если это не военная тайна?

— Приедем — увидишь.

— Очень невежливо с вашей стороны, товарищ сержант. Я воспитывался в культурной семье, не могу переносить такого грубого обращения. Вы знаете, кто мой отец? Народный артист Союза. Английская королева чуть не сделала его лордом за то, что он взял там «до» или «ре»! Что? Не верите! Ну, ладно! Мой отец-великий публицист. Подсчитывает наши возможности, берет с других повышенные обязательства, жонглирует цифрами и знаком восклицания. Больше всего боится, что может быть реформа правописания и изымут знак восклицания. Что тогда будет? Сколько писак потеряют харчи?

— Ну, и длинная же сегодня дорога, — пожаловался Микола, — едешь, едешь, а город словно кто-то от тебя отодвигает…

— Ваше нетерпение, товарищ Цьоня, — профессорски-назидательным тоном промолвил Чайка, — говорит, что вы еще не выбрались из детского возраста. А раз вы еще ребенок, то мы все склоняемся перед вами. Из ребенка может вырасти все: полководец, великий государственный деятель, гений,

— Трепло ты, Чайка, — сказал Микола. — Балабон.

— А знаешь, почему летит ракета? Выбрасывает из себя что-то там — газ или пламя, одним словом, что-то выбрасывает. И с какой скоростью выбрасывает из себя эту ерунду, с такой же скоростью летит и сама в противоположную сторону. Так и я. Выталкиваю из себя слова в одну сторону, а сам отлетаю в другую…

— А посредине? — спросил Гогиашвили.