Парень вырвался и зашагал к шумному столу у камина, где девочку увещевали сунуть в пламя вторую ладонь.
– Вот же болван! – шепнул пораженный Косичка.
Что-то странное чувствовалось в этом парне. В его словах и поступках, вызывающем взгляде и уверенных движениях. Он выглядел загадкой, которую хотелось разгадать, и Липкуд замер, как во время хорошего выступления, когда от актера невозможно оторваться.
Парень распихал моряков, схватил со стола булку и сунул девочке со словами:
– Иди отсюда! И никогда больше не заходи в такие места!
Он толкнул ее к выходу, и порченая послушно побежала, прижимая к груди хлеб. Косичка перестал дышать. Назревала кровавая драка, и пора было делать ноги, но он не мог пошевелиться. Вся винная превратилась в огромный глаз, вперившийся в спину парня.
– Ах ты… – задыхаясь от негодования, начал было матрос, приведший порченую.
В следующий миг у его горла блестел, впиваясь в кожу, потрясающей красоты изогнутый кинжал. Никто даже не заметил, когда парень умудрился достать оружие.
– Будешь так делать, и я отрежу твою рыжую намулийскую голову, а потом поджарю вот в этом камине веселья ради, – сказал он очень тихо, но слова услышали даже в дальней части залы. – И вы все. Сидите и жрите свое пиво молча, над детьми издеваться не смейте, а то я начну развлекаться по-своему.
С этими словами он медленно отнял лезвие от шеи потного ошалелого моряка и направился к выходу, по пути кивнув Косичке. Тот чуть на месте не умер, прошитый со всех сторон пиками взглядов. Какой уж тут ужин, когда сидел за одним столом с конченым психом, на которого теперь зуб у всех местных моряков. Да его же порежут на мелкие кусочки! Липкуда порежут! На парня-то плевать, главное – себя от проблем избавить. И певун тоже заторопился к выходу, пока шокированная представлением публика не ожила.
Спустя пару минут беглая троица пряталась в закоулке, слушая, как по улицам носятся горланящие ругательства матросы.
– У тебя вообще мозги есть?! – выпалил Косичка, выглянув из портала в стене, где они стояли. – Ты зачем это сделал?
– Да так, – равнодушно отозвался парень, глядя на порченую у себя под боком. – Вспомнил кое-кого. Разозлился.
Липкуд схватился за голову:
– Да ты ненормальный! Точно ненормальный! Ты хоть подумал, что потом будет? Да они теперь и тебя, и меня, и вот эту на кусочки поделят и сожрут!
– Плевать я на них хотел, – сказал парень, накидывая капюшон на каштановые кудри. – Мне все равно уплывать скоро, а они не с моего корабля.
– Тебе-то уплывать! – топнул бесновавшийся Косичка. – А я что делать буду?
– А ты иди и выступай в нормальном театре, а не ной. Девчонку с собой прихвати, чтоб не пришибли. Она вон петь умеет вроде.
– Еще только ее мне не хватало! Сам за нее впрягся, сам и заботься теперь!
– У меня с этим плохо.
Парень похлопал Косичку по спине и преспокойно зашагал в сторону главной улицы.
Время проходило в оцепенелом молчании. Девочка дула на руки, а Липкуд старался не смотреть на нее: ему становилось плохо от вида ожогов.
– Дай-ка сюда, – не выдержал он наконец, прикоснулся к ладоням порченой и пропустил через тело холод.
Волдыри покрылись тонким слоем инея.
– Это чтобы меньше болело, – пояснил Косичка, с удовольствием чувствуя, как жар под одеждой утих. – Если замерзнешь, скажи, я уберу.
– Он н-настоящий?! – удивилась девочка, слегка заикаясь и разглядывая посеребренные руки. – Эт-то снег?!
– Тихо ты! Проблем не оберешься с тобой! Молчи лучше!
Косичка боролся с морозной болезнью уже много лет и все без толку. В день страшного пожара внутри Липкуда проснулось колдовство холода. Оно потушило огонь, и, когда мальчик выполз из-под обугленных балок, все кругом было покрыто толстым слоем льда. С тех пор то и дело приходили странные сны, от которых певун просыпался в поту, но вместо капель смахивал со лба ледяные крупинки, а кровать под ним хрустела сродни мокрой ткани на морозе. Проклятие шаманов мучило Липкуда вот уже десять лет. Разве можно избежать проблем, когда ты такой? Косичка неспроста оказался в Унья-Панье, дальше его ждала Папария – город вишневого вина и разноцветья уличных фонарей, а неподалеку от него – кладбище шаманов, где, по слухам, можно было избавиться от колдовства.
– Все, – сказал он девочке. – Дальше я сам.
И ушел, нервно озираясь по сторонам.